Иван Вырыпаев: «Артхаус — это самая честная форма для русского кинематографиста»

О ЗАМЫСЛЕ «СПАСЕНИЯ»

— Этот замысел появился еще шесть лет назад – и начался именно с идеи. За эти шесть лет сценарий претерпел очень сильные изменения, но фильм получился именно о том, о чем я и хотел, — только в форме совершенно другой. Но вначале и правда была идея: я увидел информацию о том, что на высоте 4.500 метров есть католический собор, потом я увидел картинку, камни, горы. Мне стало интересно, и я туда вместе с женой съездил — и уже там понял, что если по этому пейзажу пойдет девушка в католическом одеянии, то это уже будет достаточно мощный образ, фильм сам по себе. А дальше уже — нюансы.

О СПЕЦИФИЧЕСКИХ КИНОПРИЕМАХ

— Нет, я занимаюсь кинематографом и не игнорирую его инструменты. Просто сами эти инструменты не являются основными, я не делаю кино ради кино, произведения искусства ради произведений искусства. Вы не пойдете на мой фильм со словами «Сегодня посмотрю Вырыпаева… Кинематографические движения по экрану». Вы пойдете смотреть Эйзенштейна, Тарковского, Вонга Кар-вая…

О РАЗЛИЧИЯХ В ТЕАТРЕ И КИНО

— Нет, энергетическая отдача есть. Она просто не в такой форме выражена. В театре ты получаешь моментальную энергетическую отдачу, здесь и сейчас. В кино, даже когда я не присутствую в зале, я отдачу все равно ощущаю — как минимум когда приезжаю встречаться со зрителями или когда захожу в интернет. Не было бы интернета — энергия бы все равно повисала в воздухе. Ты чувствуешь, что твой фильм где-то работает, его где-то показывают, его кто-то смотрит. Ты как автор не можешь это не ощущать — ты вбросил фильм в пространство, и он начинает работать. В зале что-то происходит: возмущаются люди, уходят, кто-то клянет меня, кто-то, наоборот, восхищается, кто-то равнодушен — но вся эта энергия где-то витает. Вы правы в том, что такого прямого контакта, какой ты чувствуешь на сцене, конечно, нет. Театр — это вообще удивительная вещь.

О РОССИЙСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ И ЖАНРОВОМ КИНО

— Она не поддается правилам жанров. В России невозможно жанровое кино в чистом виде — потому что нет стабильного социального общества, как в Америке. У нас такое общество было в советское время — и было жанровое кино: военное, комедия, детективы. Сейчас этого нет, потому что мы живем в абсолютном хаосе. Государства нет, единой структуры нет. Представить себе, что русский человек спасает на полном серьезе в кино весь мир, невозможно. Поэтому мы и снимаем артхаус — и это самая честная форма для русского кинематографиста. А все наши попытки снять а-ля жанровое кино — это трэш, причем запредельный. Наверное, мы бы могли снять рефлексию на жанр.

(Денис Рузаев, lenta.ru, 24.09.15)