Валерия: «Жизнь стала слишком напоказ»

О ДОЧЕРИ

— Она понемножечку входит в шоу-бизнес. У меня тоже был долгий путь. Бывает же, что все происходит молниеносно, как у группы «Грибы», которые проснулись знаменитыми после одной песни. А дальше их так же быстро забыли. Но есть другой путь, когда потихоньку приобретается аудитория, зарабатывается авторитет. Шена не хочет искусственно ускоряться. Конечно, катастрофически тяжело сейчас молодым. Работы мало. У известных свои проблемы: надо платить коллективу хотя бы из собственных запасов, но мы-то еще продержимся. А им как? Даже подработку не найдешь. По подсчетам экспертов, мировая индустрия шоу-бизнеса после пандемии восстановится только в 2025 году. Ну а в связи с сегодняшней обстановкой в мире, я думаю, еще позже.

О ТОМ, ПОЧЕМУ ИОСИФ ПРИГОЖИН НЕ ПРОДЮСИРУЕТ ЕЕ ДОЧЬ

— Иосиф бы с радостью взялся. Но есть небольшое «но»: в творческом смысле у них совершенно разные взгляды. И это бы закончилось разрушением отношений. Потому что у Шены есть свое четкое представление, что нужно. А Иосиф не сомневается ни на секунду, что только его точка зрения правильная. И она говорит: «Теоретически я понимаю, что Йося бы за меня бился, но… Вот если бы он думал иначе — это был бы идеальный вариант».

Я хочу, чтобы у нее получилось. У нее сегодня вышла новая песня. Называется «Моttо», в переводе — «Девиз». Она сама снимает, монтирует, просто самоделкин от и до.

ОБ ОТНОШЕНИИ ПРИГОЖИНА К ВНУЧКЕ

— Ой, Йося млеет. У них такой диалог: «Где у Селинки волосики?» Она показывает. «А у Йоси?» Она ручки разводит: «Ах…» — и гладит его по лысинке. Приходит к другим бабушке и дедушке, показывает на голову, разводит ручками и рассказывает, что у Йоси нет волосиков. Это очень трогательно. На самом деле она как антистресс какой-то: стоит на нее посмотреть, и внутри аж все замирает. Такая девочка-девочка, деликатная принцесска. По тому, как она поворачивает голову, как говорит, как подает руку, уже видно, какая она женственная.

О СЕГОДНЯШНЕМ РИТМЕ ЖИЗНИ

— Вот до пандемии не было возможности спать месяцами. Очень часто ночные рейсы, а с разницей во времени вообще непонятно, когда ложиться, вставать. Это было безумие. Помню, мы с Иосифом только вместе стали жить, а нагрузка бешеная, чуть ли не 60 концертов в месяц, потому что это декабрь, параллельно съемки. Я приехала на площадку, меня накрасили, сижу, смотрю на себя в зеркало и говорю: «Йось, ну посмотри, на кого я похожа. Какие у меня синяки под глазами». А он, чтобы меня поддержать, говорит: «Чего ты переживаешь, операцию сделаем». Я как разревелась: «Ты чего, с ума сошел? Какая операция, мне поспать надо!» Сижу, слезы текут, и красивее я не становлюсь от этого, а мне идти на сцену… Но я сама себя тогда загоняла, нужно было на квартиру ­заработать.

О ТОМ, КАК РЕШАТЬ ПРОБЛЕМЫ СО ЗДОРОВЬЕМ НА ГАСТРОЛЯХ

— Никак не решать. У тебя концерт, и ты поешь. Потому что в процессе организации концертов задействовано огромное количество людей и средств, любая рекламная кампания — это деньги. И перенос концерта влечет за собой повторную рекламу. Я хорошо помню, как серьезно заболела в туре по Сибири. Высокая температура, меня трясло несколько дней. Мы пришли в больницу, мне сделали флюорографию, легкие чистые, и я продолжила гастроли. Дня четыре прошло, лучше не становилось, температура высоченная, я просто падала. Причем петь могу, связки нормальные, хотя и приходилось заливать адреналин для их тонуса, что тоже, конечно, вредная история. Но я выходила на сцену и чуть ли не падала, потому что струи пота текли по спине. Это был ад. Доехали до Екатеринбурга, а это большой город, там большой зал, соответственно, дороже и реклама. Организатор на меня смотрел умоляющим взглядом, чтобы только я отработала. Я вышла на сцену, концерт получился коротким, полтора часа, и меня прямо из зала на «скорой помощи» увезли в больницу. Сделали снимки — двустороннее воспаление легких. Три дня провела в Екатеринбурге в больнице. Информация сразу ушла куда-то в прессу, и надо было успокаивать маму. Я звонила ей и включала бод­рый голос, говорила: «Мама, я сейчас на гастролях, сегодня в Екатеринбурге, завтра другой город». А сама лежала с капельницей. Это был запоминающийся тур!

О ГАСТРОЛЯХ В 90-Е

— Продюсер не баловал, у меня, например, не было костюмера. То есть я сама гладила себе костюмы, сама красилась, сама собирала и разбирала чемодан. Залы действительно порой были ужасные, плохо отапливаемые. И это не только в 90-е, но и в 2000-е. Как-то мы выступали в здании с такой крышей, что в середине концерта на нас полил дождь. Гримерки были неотапливаемые. Мы все равно выступали, причем по райдеру имели право просто уйти. Но ведь люди не виноваты. У них это единственная возможность пойти на концерт и получить эмоции.

О РАЙДЕРАХ

— Мне кажется, безумные требования ради какого-то форса придумывают сами же менеджеры. Типа, моя звезда хочет обои голубого цвета и определенные цветы. У нас нет таких закидонов. Главное — отель, мы имеем возможность выбрать. Мне нужно, чтобы номер был двухкомнатный, потому что мы вдвоем и очень часто Йося занимается своими делами, разговаривает по телефону, а мне нужно изолироваться, чтобы не мешали. Бывает и одна комната, ничего страшного. Еще нужен автомобиль определенных марок и определенного года выпуска. То есть новый. Как-то поступились мы этим своим принципом. Это было в Сибири до пандемии. Нам сказали — подходящей машины в городе нет. Мы отработали в одном городе и поехали в другой, в ста километрах. На улице минус 30. Отъехали километров 40, и машина сломалась. И что делать? На трассе можно насмерть замерзнуть, там никого и ничего, край земли. Связь плохая. И вдруг подъезжает такси. Откуда оно там взялось? Допотопная японская машина с правым рулем. Мы были счастливы! Хотя, сев туда, поняли, что это такси может развалиться просто у нас на глазах. Печка не работала, рессоры убиты, ремни оторваны. Кошмар. Так мы убедились, что автомобили должны быть новые. Помимо этого есть самые простые требования — вода питьевая, творог, кисломолочка на случай, если вдруг не получится поесть вечером. Или бывает, кухня непонятная, соусами залитая, и думаешь: лучше творог с кефиром съесть. Я долго возила с собой гречку и просто заваривала ее кипятком. В общем, я не про еду, у меня это вообще на десятом месте. Овощи, фрукты, цитрусовые, чай — банальный набор.

О СЛУЧАЙНЫХ ВСТРЕЧАХ С ПОКЛОННИКАМИ

— Конечно, не все корректно подходят и просят сфотографироваться. Но я никому не отказываю. Бывает, хочется дать от ворот поворот, но фотографируюсь, правда, не с таким счастливым лицом. Случается, что хватают за руку, за плечо прямо по-хамски. Но больше всего меня раздражает, когда снимают исподтишка. Я что, обезьянка или здание? При этом я чувствую себя ужасно. Бывают ситуации, лежишь на пляже в купальнике, над тобой зависают: «Можно с вами сфотографироваться?» Причем через темные очки не видно, сплю я или нет. Ну что делать… Говорю: придется подождать. Встаю, одеваюсь и думаю: не­ужели человек сейчас не испытывает чувство неловкости за то, что побеспокоил?

О ЛЮБВИ, КОТОРАЯ ЯКОБЫ ЖИВЕТ ТРИ ГОДА

— Ерунда. И так же про кризисы в семье — три года, семь, одиннадцать лет. Оглядываюсь назад — ничего такого не было… Конечно, любовь видоизменяется. Мы прирастаем друг к другу с годами, и отношения не могут быть такими же страстными, как в первый день.

Невозможно было бы работать, жить, чем-то заниматься… Мы чуть-чуть успокаиваемся, наши отношения переходят в более глубокую фазу. Иосиф говорит: «Я себе представить не мог, что можно одну женщину любить столько лет». Меня и саму это удивляет, потому что чаще, мне кажется, все-таки женщина способна хранить верность. И даже самые лучшие мужчины в силу своей природы грешат. Мне говорят: «Но ты же не знаешь про него точно…» В смысле, не знаю? Если он 24 часа в сутки со мной…

О НЕДОСТАТКАХ МУЖА

— Ну, он громкий, и он везде. У Йоси есть кабинет, но ему надо сидеть прямо в центре, чтобы все видеть, слышать, контролировать и чтобы его все слышали. Я занимаюсь йогой, а он мне над ухом по телефону тра-та-та-та-та. Приходится мириться. Причем у нас есть музыкальная комната с хорошей звукоизоляцией, оттуда звука не слышно. Недавно мы протестировали вариант — заперли его там. Прошло какое-то время, я даже забыла и поинтересовалась: «А что, Йося ушел?» — «Нет, он в музыкальной». Я говорю: «Красота какая!» Но ему это не нравится, ему надо общения. И еще что меня раздражает реально, это вот он сидит в зале, и стол постепенно превращается в кабинет: он оставляет бумажки, документы, это нельзя трогать. Но это все, конечно, мелочи жизни.

О СОЦСЕТЯХ

— Я объясню. Года полтора назад, когда началась безумная история с соцсетями, блогерами, жизнь стала слишком напоказ. Как будто бы сплошные обертки, фантики без начинки, и тебе зачем-то нужно в это встраиваться. Все говорили: надо обязательно, сегодня там аудитория. Я пыталась, брала на работу людей, которые придумывают и снимают разную фигню… Но я так не могу! Однажды мы с Максом Фадеевым поделились ощущениями. И он сказал: «Я тоже больше ничего не хочу».

О БУДУЩЕМ

— Чего хотела бы я? Быть шустрой старушонкой, чтобы носиться, бегать, заниматься спортом, много смотреть, ведь времени свободного будет вагон. Загородный дом? Нет. В старости я должна жить в центре Москвы, чтобы можно было пешком дойти, допустим, до консерватории. Или раз — и я в Театре Маяковского или в галерее. Я бы такую жизнь хотела. И чтобы рядом был Йося, шустрый старичок…

О ВОЗРАСТЕ

— Я просто все лучше узнаю себя с годами. Никто не поверит, но я говорю как на духу: никаких пластических операций я не делала. Принято считать, что все обязательно должны оперироваться, тюнинг проходить… И я не хочу сказать, что против этого... Когда возникнет необходимость, прибегну и к такому способу. Но пока показаний нет. Конечно, уже много чего в себе не нравится, я прихожу к хирургу, говорю: «Тут что-то не так, и тут». Мне отвечают: «Знаете, можем сделать круговую подтяжку, например. Процесс достаточно долгий, соответственно, потребуется длительный наркоз. Но существенной разницы вы не увидите». И ради чего рисковать? Я предпочитаю аппаратную косметологию, а дальше... поживем — увидим.

(Наталья Николайчик, «7 дней», 06.04.22)