О ТОМ, КАК ПОПАЛА В «ЦИФРОВОЙ КОД»

— Мне звонит мой агент. И говорит: «Раиса Ивановна, а вы когда-нибудь на экране умирали?» Я говорю: «Один раз, да, было давно. Но там смерть моей героини не показана». Она говорит: «Хочу вас продать в одну картину. Один съемочный день. Но вас там убивают. Сначала бьют, а потом убивают, до смерти». Я говорю: «Ну давай попробуем, интересно даже». В итоге вместо меня подложили каскадершу в специальном костюме и ее били.

О СВОЕЙ ГЕРОИНЕ В «ЦИФРОВОМ КОДЕ»

— Она работает в питомнике для брошенных собак. Помогает ей девушка, которая из дома убежала, потому что там мать с маленьким ребенком, заставляет ее что-то делать, а она не хочет, ей с собаками лучше, чем дома. И вот банде этой приходит задание: ее убить. Убьешь, пришлешь фотографию, получишь 100 тыс. Такие условия. И за ней погоня. Кто первый убьет, первый отправит, тот и получит. Понимаете, какая заинтересованность? И вот однажды моя героиня ночует в этом питомнике. У нее там матрас постелен, плитка стоит, ружье. Вдруг слышит: собаки залаяли. Выходит, а ее помощница вся в кровище в ворота колотит: пусти. Бегу к ней, открываю и провожу в загон собачий. Говорю: сиди тут, не высовывайся. Беру ружье, иду к воротам. И вижу, как сверху слезают три мужика. В масках, в соответствующих костюмах, начинают меня бить и в итоге убивают. А она, еле-еле передвигаясь, вылезает из своего закутка, открывает двери вольера, и собаки вылетают на всю эту орду.

ОБ ОСОЗНАНИИ СЕБЯ ЛЕГЕНДОЙ КИНЕМАТОГРАФА

— Боже мой, какая же я старая, что меня уже легендой называют. Это совсем несерьезно. Может быть, в качестве любезности или доброго отношения так говорят. На самом деле легенд у нас много, которых, к сожалению, молодежь просто не знает. Старые картины идут очень редко. Титры они не читают. Телевизор не смотрят. В кинотеатрах этого нет. Всё новое.

О НАЧАЛЕ ТВОРЧЕСКОГО ПУТИ

— Я сначала окончила музыкальное училище по классу баяна. Решила в консерваторию поступать. В Горький. Приехала, дали мне койку в общежитии. Послушала, как играют мальчики-абитуриенты. И думаю: Рая, куда ты лезешь? Тебе так никогда не играть, а они только поступают с такой программой. Собрала вещи, взяла билет и уехала домой, в Раменское. Всю ночь в поезде думала, что маме сказать. И придумала. Сказала, что в этом году девочек не принимают. Год поработала, попала в театр на «Ромео и Джульетту» — и пропала. И ни в каком драмкружке ни разу не участвовала. Прочла в «Советском экране», как поступала в актерский вуз Надежда Румянцева. Думаю: ну и я так же. Она читала монолог Фамусова. А я — диалог Щукаря и Давыдова из «Поднятой целины». И меня взяли в ГИТИС. Первый вопрос у мамы был: «Раечка, а артисты сколько получают?» Мама работала посудомойкой в вагоне-ресторане, получала 60 рублей. А я постеснялась ей сказать, что у меня, если бы я попала в театр, зарплата для начала была бы 69 рублей. Мама окончила полтора класса церковно-приходской школы, а у Раечки высшее образование. И вроде как артисты-то, она видит в кино, одетые, обутые, причесанные.

О ТОМ, В ЧЕМ НУЖДАЕТСЯ СИСТЕМА АКТЕРСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ

— Она нуждается в других учениках. Всё больше сейчас поступают не по призванию — хочу быть актером и никем больше, — а потому что сразу хотят быть звездой. Их и называют сразу звездами. А кто называет? Не народ же. Он их подчас и не знает. У нее еще диплома нет, а она уже звезда. Снималась я однажды с одной такой звездочкой. Режиссер ей говорит: «Вы знаете, вот здесь бы надо поплакать». «Да-да, конечно, — отвечает. — У меня слезы с собой. Я же профессиональная артистка». Я не выдержала, ушла. Это где же слезы у профессиональной артистки? В кармане, в пузыречке. Чему такую девочку можно обучить? Ничему. Кончаловский рассказывал, как добивался в таких случаях результата. Всех на площадке предупредил: «Быть наготове». И ударил артистку одну. Специально, чтобы у нее от неожиданности брызнули слезы. Они у нее брызнули, а он говорит: «Текст давай». Потом она с ним месяц не разговаривала.

О НОВЫХ ПРОЕКТАХ

— Есть интересная история, «Чужой ребенок» называется. Снимает сериал режиссер Виталий Бабенко. Играю бабушку, которая приезжает воспитывать внука. Мать мальчика уехала куда-то зарабатывать, а у зятя девушка появилась. Ребенок, получается, ничей.

В другом сериале играю деревенскую бабку, которую все боятся. Потому что, когда к ней лазят в сарай, где у нее банки, варенья, закрутки всякие, огурцы-помидоры, она всех пугает — стреляет. И стреляет не солью. Эта маленькая [роль], коротенькая. Но говорят: «Раиса Ивановна, нам надо, чтобы была такая». А я так понимаю, что актрис моего поколения уже почти не осталось. Поэтому я вроде как в каждой бочке затычка.

О ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПОЗИЦИИ

— Плохо, когда творческие люди лезут не в свое дело. Когда каждый со своей колокольни что-то пытается объяснить. Просто уверовав в то, что он прав, что имеет право говорить от имени своего народа. Ты выражай позицию у себя на кухне. Но опять же если у тебя есть взрослый сын и у него другая позиция? Как ты будешь выражать? Это, значит, в семье разлад? А мать между ними? Это очень опасно. Думать ты можешь всё, что хочешь. Но выражать — это значит кому-то навязывать свою позицию. А это добром никогда не кончится. Очень осторожно надо с выражениями.

(Светлана Наборщикова, «Известия», 21.08.23)