О ПРОДОЛЖЕНИИ «ХЭЛЛОУИНА»

— Не поверите, но я вообще не думала, что после того «Хэллоуина» планируется какой-то «Хэллоуин убивает». Продюсер Джейсон Блам и режиссер Дэвид Гордон Грин, похоже, оказались единственными, кто был в курсе, что речь идет о трилогии. Но мне они почему-то не удосужились сообщить об этом. Мне! А я, между прочим, тоже была среди продюсеров. Не знаю, почему они так решили... Ну ладно, проехали.

Я с радостью окунулась в дальнейшую работу, потому что мне безумно понравилось то, что Дэвид сделал в «Хэллоуине» 2018 года. Он безупречно представил на экране то, как закончилась вся эта история. Показал, что случилось с людьми, перенесшими невыносимо тяжелую душевную травму, особенно учитывая, что она связана с их семьями. И так это было прекрасно, так идеально, так успешно, что я лично была очень рада: мы сделали это, мы завершили этот сюжет, все, можно заняться чем-то другим. Прекрасный финал.

Но я никак не могла предположить, что Блам и Грин уже тогда сговорились делать трилогию, вторая часть которой — «Хэллоуин убивает» — превратится в эдакий замкнутый круг травматизма персонажей. И что там развернется повествование о побочном эффекте того, что сделал Майкл Майерс. Это уже история не Лори Строуд, моей героини, а всех остальных, это последствия тотального кошмара, который учинил Майкл. Мы прослеживаем корни травм разных героев и наблюдаем за тем, во что они в данном случае выплеснулись. Это мир исступленного, мародерствующего насилия, бессмысленного и беспощадного. И этот уникальный опыт зритель обязательно должен оценить. Все ведь любят такое! (Смеется.)

О СЪЕМКАХ В ПЕРВОМ «ХЭЛЛОУИНЕ» У ДЖОНА КАРПЕНТЕРА

— Я очень хорошо помню эти съемки, как будто это было вчера. Мне было 19, а старше всех на площадке был сам Карпентер — ему исполнилось 30. Мы были бандой молодых киношников, и весь фильм мы сняли за 17 дней. Это оказалось настолько быстро, бодро и чудесно! И, я вам гарантирую, ни у одного человека из тех, кто делал фильм, не было никаких дальнейших ожиданий по поводу этого проекта. В лучшем случае его авторы могли надеяться, что получится нечто зрелищное. Но дальше никто не загадывал.

О СВОЕМ ХАРАКТЕРЕ

— Я живу в США, а здесь очень много вещей, которые меня пугают. Считайте это политическим заявлением. А теперь давайте отложим политику в сторону и перейдем к моей персоне.

Я лично уверена, что мой успех как киноактрисы — это результат того, что во мне странным образом сплелись совершенно несочетаемые вещи. Меня очень легко испугать. Поверьте, очень легко! Если вы посмотрите мои семейные фотоальбомы, то на всех детских фотографиях, даже на тех, где я с папой и мамой, я выгляжу так, словно меня только что до смерти испугали, словно бы я не знаю, как теперь быть, и как будто мне очень-очень страшно по-прежнему. Ни одной фотки с нормальным ребенком, который счастлив, смеется или хотя бы улыбается! С детства у меня на лице отражался только кошмар. И с этим я вошла в профессию, я ведь не училась актерскому ремеслу. И все мои эмоции в кино настоящие. А ведь это и есть актерство. Я не изображаю, что мне страшно из-за чего-то, эта реакция у меня подлинная. Именно это принесло мне успех: я не играю, я живу.

Но вот парадокс: я устроена таким образом, что если где-то происходит что-то драматичное, то я буду первой, кто там окажется. Если будет пожар, я туда прыгну обязательно. Если драка, я тоже почему-то окажусь прямо в самом пекле. Если какая-то проблема, я сразу впишусь туда: грудь колесом, спина прямая. Не как супергерой — просто я действительно не боюсь! Короче, вот такой микс: легко напугать, но невозможно запугать, когда на самом деле происходит нечто жесткое. Такая вот я странная...

О ПОПУЛЯРНОСТИ КИНОЗЛОДЕЯ В ИСПОЛНЕНИИ МАЙКЛА МАЙЕРСА

— Вы знаете, все пишут о феномене хорроров. Миллионы студенческих сочинений, курсовых, спецкурсов. Люди получают ученые степени, исследуя психологию хорроров и причины их успеха. Я прямо помню один научный текст, который я читала лично. Он назывался «Бензопилы и...». Не помню, что там еще было, но там по косточкам разбирались фильмы ужасов. Много терминов, много доказательств. Я не интеллектуал, мне среднюю школу-то с трудом удалось окончить. Так что интеллектуального ответа вы от меня не дождетесь. Но это не значит, что мне нечего сказать.

В 1978 году, когда Джон Карпентер с Деброй Хилл написали сценарий самого первого фильма, там было сказано, что у убийцы — белая маска. Она выглядит одновременно и человеческой, и нечеловеческой. Это теперь мы знаем, что это маска, сделанная с Уильяма Шетнера (американский актер, исполнитель роли капитана Кирка в сериале «Звездный путь». — Прим.ред.). Но никакой другой резиновой маски в марте 1978-го в продаже найти не удалось — тогда же не было Amazon. Карпентер и Хилл убрали с нее все волосы и выкрасили ее в белый цвет.

Если подумать, что по-настоящему пугает в образе Майкла Майерса, то причина в том, что он самый обычный человек. Не супермен и не робот. Но белое лицо делает его таким загадочным, что каждый может спроецировать на него свои представления о страхе. Его лицо — это ничто. Поэтому так страшно. Я смотрела на эту маску много-много раз, и у меня она тоже вызывала эти страхи.

О ТОМ, ЧТО ПРИВНЕСЛА В ОБРАЗ СВОЕЙ ГЕРОИНИ

— Хм... Ну смотрите, возьмем вот меня. У меня очень много друзей, я замужем, у меня двое детей, очень насыщенная филантропическая деятельность, весьма активная творческая жизнь, я трезвенница и член Общества трезвенников. Я все время знакомлюсь с новыми людьми. Но на самом деле я одиночка. И Лори тоже одиночка. Мне кажется, Джон Карпентер когда-то рассмотрел во мне именно это. Он увидел не симпатичную девчонку с крепким телом, не нагловатую развязность, которая у меня тогда была и сохранилась до сих пор. И он не просто так позвал меня на роль Лори — интеллектуалки, много думающей одинокой девушки, которую никогда не целовал ни один парень. На нее никогда не смотрели тем особым взглядом, который знаком всем женщинам. И мне эта ее черта особенно близка.

Для Лори шли годы. 40 лет она была как мячик в пейнтбольном автомате. Она пила, принимала всевозможные препараты, вступала в разные связи. Но у пейнтбольного мячика контакта быть не может — он просто отскакивает и летит в другую сторону, а там то же самое. Да, Лори сильная, умная, но одинокая. Она и песенку вот эту все время поет: «Как бы я хотела, чтобы ты был рядом, только ты и я. Я бы прижала тебя к себе крепко-крепко, так крепко». Это мольба о контакте.

(Сергей Сычев, «Известия», 21.10.21)