О ЮБИЛЕЙНОМ КОНЦЕРТЕ В ЗЕЛЕНОМ ТЕАТРЕ ВДНХ

— Летом сделать концерт на ВДНХ — здорово. Жаль, что не с Симфоническим оркестром имени Силантьева. Пандемия внесла коррективы. Весь оркестр на сцене разместить нельзя, да и зрительный зал можно заполнить всего на 50%.

Раньше в этом месте на ВДНХ находилась Студия эстрадно-циркового искусства. Помню, как пытался поступить в нее. Но там были такие строгие педагоги, которые срезали меня. Это мне напоминало фильм «Приходите завтра». Каждый раз, когда бываю на ВДНХ, холодок по спине. Всё равно как идти по Поварской, мимо Гнесинки. Слышу, как распеваются, сразу становится страшно. Будто сам иду на вступительные экзамены.

О СВОЕЙ ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКОЙ РАБОТЕ

— Я преподаю в МПГУ. Как-то пригласили провести открытый урок. Профессуре понравилось. В результате я пришел на факультет джазового вокала. Уже пять лет работаю. Кто-то из коллег меня воспринимает, кто-то — нет. А ученики ценят. Я открываю им советскую эстраду. Советую, прежде чем исполнять песни на английском, сначала научиться петь на русском. А это сложно.

Почему я постоянно привожу в пример советскую эстраду — потому что тогда была дикция, звукоизвлечение. А сейчас — нет. За английским языком проще спрятаться. Если правильно поешь на родном языке, всегда будешь смотреться фирменно.

ОБИЖАЕТСЯ ЛИ, КОГДА ЕГО НАЗЫВАЮТ «НАФТАЛИНОМ»?

— Искусство не может быть нафталином. Тогда и Элтона Джона, Барбару Стрейзанд, Тину Тёрнер можно называть нафталином. На концерте Барбары Стрейзанд в первых рядах сидели Майкл Джексон, Стинг. Они брали для себя что-то интересное. А у Милен Фармер, которой почти 60 лет, на концертах одна молодежь. Так что возраст не играет никакого значения. Самое главное, артист должен быть в тренде, а песня — в правильной аранжировке. А наш рэп мне неинтересен. Это равносильно тому, что афроамериканцы будут петь русские народные песни. Смешно.

О ВСТРЕЧЕ С ROLLING STONES

— Это было еще в советское время. Я работал в варьете гостиницы «Интурист» на улице Горького (ныне Тверская. — Прим.ред.). Пел всегда эксклюзивную музыку: «Санта Лючия», «Соле мио». На мои выступления приходили звезды Венской оперы, «Ла Скала», Микеле Плачидо дарил цветы. Мы с варьете побывали в Сингапуре, Китае, Малайзии, Италии, Германии, Тунисе. И вот после выступления в Канаде мы пошли фотографироваться к небоскребам.

К нам подошел парень. Он спросил: «Вы откуда?» — «Мы из СССР». — «Не может такого быть!» Мы показали паспорт, он удивился. Думал, что Советский Союз — это матрешки и медведи, бегающие по Москве. Мы впечатлили его. Оказалось, он концертный менеджер. Вот он и пригласил советских музыкантов выступить в одном мероприятии с группой Rolling Stones.

Наше выступление показали по канадскому телевидению и в США. Так обо мне узнали за границей. На концерте мы познакомились с Миком Джаггером, спели в одном концерте. Он такой, какой есть: прикольный, хороший, интересный. Иностранные музыканты совсем другие, они проще. У наших артистов много пафоса. Майкл Болтон едет из Канады в Америку на одном автобусе с музыкантами. А не в лимузине.

О ЗНАКОМСТВЕ С ВИКТОРОМ ЦОЕМ

— Ой, это было необычно. В Евпатории, в 1988 году после сборного концерта артисты уезжали в Ялту, а мне сказали, что я должен остаться. «Почему?» — «Сейчас приедет Витя Цой. Завтра ты выступишь у него на концерте», — говорят мне организаторы. — «Не буду. Я не знаю его». — «Познакомитесь».

О Цое можно судить лишь по одному эпизоду. У меня для выступления были широкие штаны, на которые надо было нашить блестки. Ничего же в магазинах не было, приходилось всё самим делать. И вот приехал Витя, узнал, что мне нужна помощь, и вместе со своей девушкой сел расшивать мои штаны. Мы за этим занятием общались. Он говорил: «Серёга, вечером у меня сегодня выступишь. Я тебя представлю, всё будет хорошо».

Как обещал, Виктор выступил со мной. После презентовал много интересных подарков. Раньше у рокеров в моде была военная форма. На память Виктор Цой подарил мне свою шинель. А уже после его гибели, в одном из интервью ударник группы «Кино» вспоминал, что песню «Малыш, ты меня волнуешь», Цой написал в честь меня. Я этого не знал.

О СТРОИТЕЛЬСТВЕ ХРАМОВ

— Душа просила. Это очень сложно сказать, почему. Захотелось сделать доброе дело. С Божьей помощью замысел реализовал. Мне помогали сестры, племянник. Я же в Москве, а они там ходили к мэру, к губернатору. Потом я ездил в Патриархию.

Много грязи я услышал в свой адрес. Типа, я какие-то грехи замаливаю, поэтому церковь строю. То есть даже в богоугодном деле были недоброжелатели. Я не обращал внимания, не обижался. Зато сейчас столько людей благодарны мне. И это очень приятно.

О СВОЕМ ВОКАЛЬНОМ ДИАПАЗОНЕ

— Когда говорят, что у артиста шесть октав, это ерунда. Такого не бывает. У меня четыре октавы. Когда я заканчивал Гнесинку, в дипломе у меня было написано: «Драматический тенор и лирический баритон». Могу петь теноровые и баритоновые партии.

Помните, какая раньше эстрада была? Это сейчас всё можно, хоть унитаз на голову. Сейчас на телевидении столько пошлости и хамства. Зачем бесконечно рекламировать прокладки? Это — бесстыдство. Меня не переделаешь, я воспитан по советскому шаблону. Старую школу признаю и в профессии. Образование у нас деградирует. Мне кажется, даже двоечники в СССР сейчас были бы отличниками.

Советская медицина была самой лучшей в мире. Благодаря тому, что еще что-то осталось от той школы, наши ученые изобрели вакцину от коронавируса.

О ВАКЦИНАЦИИ

— Я переболел в легкой форме. Пока есть антитела. Но вакцинироваться всё равно рано или поздно надо будет. А маску я ношу уже несколько лет. Всегда надеваю ее в самолете.

Понимаете, люди должны дойти сами, что нужно вакцинироваться. Другого выхода нет.

(Зоя Игумнова, «Известия», 16.06.21)