О ВАЖНОСТИ СОЦИАЛЬНОЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ В МУЗЫКЕ

— Это популярная точка зрения, но она не соответствует действительности. Эта телега по поводу меня покатилась, когда я полюбил панк-рок и новую волну. Люди старой закваски имени Beatles, Джими Хендрикса и Led Zeppelin панк и new wave музыкой не считали. То, что я полюбил эту новую музыку, они относили на счет социальной составляющей или того, что я модник и люблю эпатировать. В последнее время в пользу этой точки зрения говорит тот факт, что я активно пишу какие-то комментарии на политические темы, то есть продолжаю заниматься тем же, чем раньше, но на новой территории. Хотя я полностью разделяю эти два занятия.

На самом деле музыку я полюбил в возрасте восьми лет, и отнюдь не из-за социального месседжа — текстов Beatles, Rolling Stones и прочих я поначалу не понимал. Правда, хотел понимать, поэтому и выучил английский язык — только за то, что им разговаривал Леннон. Но до сих пор музыку я воспринимаю в первую очередь на слух, анализ текстов не на первом месте. Даже если взять пример группы «Центр», которую я полюбил в 1980-е и которую многие обвиняли в консерватизме, национализме и так далее,— мне они в первую очередь нравились как музыканты. Я никогда не призывал никого из своих друзей-музыкантов писать политические песни и давать политические комментарии.

Что же касается сугубо музыковедческого анализа, то я считаю, что это никому не интересно. Вся многомиллионная когорта любителей рока вообще не оперирует понятиями «ноты», «тональности», «размеры» и прочее. К тому же в рок-н-ролле в девяти из десяти случаев размер 4/4. Людям было интересно читать о том, что это за стиль, какая гитара, какой хайр, какие приключения и скандалы за всем этим были. И конечно, о чем они поют. Вот об этом и были все мои ранние статьи.
ОБ ИРОНИИ В ТЕКСТАХ

— Отчасти потому, что ирония у меня в характере, отчасти — она спасала в неоднозначных цензурных ситуациях. На иронию можно было свалить какую-то апологетику в тех случаях, когда меня упрекали: «Уж слишком ты их хвалишь!» Я тогда говорил: «Вы же видите, это я как бы шутя!» Что касается терминологии, то я без малейшего удовольствия наблюдаю в сочинениях некоторых нынешних журналистов смесь русского с английским. Везде, где только возможно, я использовал русские слова, писал не «саунд», а «звучание», не «рифф», а «последовательность аккордов» и так далее. Ну, слово «рок» все же осталось «роком». Вообще, меня всегда раздражало, например, почему русские артисты на конкурсе «Евровидение» поют по-английски, а потом еще говорят о каком-то патриотизме.

О КОНФЛИКТЕ МЕЖДУ ТРОИЦКИМ-КРИТИКОМ И ТРОИЦКИМ-ПРОДЮСЕРОМ

— Я считаю, что конфликта интересов у меня не было, его и не может быть, если человек поступает искренне и бескорыстно. На своих промоутированиях и продюсированиях я не заработал ни рубля. Даже если я мог их заработать, я отказывался, говоря, что просто получаю от этого бешеное удовольствие и мне этого вполне достаточно. Моя активная фаза «писания» закончилась в начале 1990-х. После этого я практически не занимался критикой, большую часть моего времени занимали радио и ТВ. И вот там я своих любимых артистов продвигал со страшной силой.

ПОЧЕМУ НЕ СТАЛ МУЗЫКАЛЬНЫМ МАГНАТОМ?

— Дело в том, что по каждому из этих направлений у меня были разные партнеры. Концертами мы занимались сначала с Надеждой Соловьевой, потом с Ириной Щербаковой. На радио все началось с «Радио 101», потом была «Европа Плюс», потом «Эхо Москвы». На телевидении сначала был «Первый канал», потом «Россия», потом НТВ. Эти векторы пересекались в одной точке — это я. Всё. Я не способен ни к бизнесу, ни к серьезному менеджменту. Предложения были, но иллюзий на собственный счет у меня не было. Доли в каких-то компаниях? Я всегда бежал от этого как от огня.

О «ЛЕТЕ» СЕРЕБРЕННИКОВА

— Нет, фильм я не видел, но я читал сценарий, присутствовал на съемках и консультировал Кирилла по каким-то мелким вопросам. Он записал со мной не меньше часа интервью. Насколько я понимаю, водораздел в отношении к этому фильму пролегает как раз по границе «Москвы» и «Питера», как всегда. Питерские все ненавидят этот фильм. Я говорил с Борисом Гребенщиковым, с окружением «Аквариума» и «Зоопарка», с Лешей Рыбиным — они все люто против. Москвичи, правда не музыканты, а в основном кинематографисты и журналисты, настроены благожелательно.

Что касается меня, то сценарий у меня вызывает сильнейшие сомнения, но Кирилл — режиссер выдающийся, и из любого, даже фальшивого сценария он может сделать что-то стоящее. Дело здесь даже не в фактологической точности, здесь может быть множество претензий. Дело в атмосфере, в изображении среза тусовки.

(Борис Барабанов, «Коммерсантъ», 03.06.18)