ЧЕМ СЕЙЧАС ЗАНИМАЕТСЯ?

— С конца января 2016-го я работаю в Москве, в должности профессора Института современного искусства. Это один из первых негосударственных вузов, он существует уже более 20 лет. Я читаю для режиссеров, актеров и менеджеров «экономику впечатлений» — так называется мой курс. Параллельно готовлю проекты для работы генеральным директором продюсерского центра ИСИ. Создать его — наша совместная идея с ректором Ириной Сухолет. Центр нужен для того, чтобы студенты глубже входили в профессиональную среду, чтобы их спектакли ставились на живой сцене. У меня такая практика была и в Театре имени Федора Волкова в Ярославле (Борис Мездрич был директором этого театра с 2008 по 2010 годы — прим. «Медузы»), и в Новосибирске.

За последние четыре года, которые я работал в Новосибирском оперном, мы выпустили три оперных спектакля на камерной сцене и один мюзикл на нашей громадной сцене. Это были студенческие работы, сделанные совместно с Консерваторией. И это вызвало очень большой интерес. Потом возникла идея провести в нашем театре фестиваль дипломных оперных спектаклей — БТР, «Будущее театральной России». Дмитрий Медведев, которому я рассказал эту идею во время совещания в Йошкар-Оле, поручил Минкультуры провести такой фестиваль в 2015-м. Мы выполнили всю подготовительную работу, сформировали афишу, но потом произошли известные события.

ПОЧЕМУ НЕ СТАЛ ДИРЕКТОРОМ «ГОГОЛЬ-ЦЕНТРА»?

— Не буду называть имени, но человек, имеющий возможности и право в системе, популярно объяснил мне, что директором мне не быть — из этой идеи ничего не выйдет. И, стало быть, не надо затевать. Иными словами, меня попросту отжали.

О СВОБОДЕ ТВОРЧЕСТВА

— Если ситуация в плане свободы творчества и поляризации общества не улучшится, а она в ближайшее время не улучшится, то чиновникам надо заранее посадить на ключевые места тех, с кем удобнее договариваться. У нас же в обществе это генеральная проблема — мы с китайцами и японцами можем договориться быстрее, чем друг с другом. Почему в Новосибирске все так случилось? Потому что здесь мощнейший интеллектуальный центр — Академгородок, оказывающий большое влияние на общественную жизнь. Но не меньшее влияние имеет теперь и другая часть общества — все, что связано с РПЦ. Поскольку в государстве ослаблены функции регулирования социальной температуры, то они перетекают к РПЦ. И сейчас у РПЦ происходит некое «головокружение от успехов» — мы наблюдаем рост их претензий на то, чтобы контролировать все стороны жизни общества. 


И вот меньше чем через год после «Тангейзера» мы видим прямое намерение патриарха форсировать события. Выступая на Высшем церковном совете, он заявил: «Сегодня Церковь живет в условиях свободы и, как любое общественное объединение, имеет право на выражение своей позиции. И тем, кто пытается нам сказать: «Занимайтесь своим делом, а театр, кинематограф, изобразительное искусство, музеи, современные выставки вас не касаются», — мы должны со смирением, но и с твердостью сказать: «Нет, это не так, потому что все то, что называется якобы искусством, но на деле искусством не является, оказывает воздействие на человеческие души и сердца». Нет ли здесь попытки установления духовной цензуры?

О РУКОВОДСТВЕ ТЕАТРАМИ В ДРУГИХ СТРАНАХ

— Я хорошо знаком с системой репертуарных театров Америки. Не думаю, что она идеальна, во многих случаях российская интереснее. Но коррупции у них нет. У нас 70% — это бюджетное финансирование, если мы говорим о стационарных репертуарных театрах, остальное — внебюджет, то, что театры сами зарабатывают. У них наоборот. У них в драматических театрах порядка 70% — это их заработки. А остальное — многоуровневая спонсорская поддержка, деньги различных фондов. У оперы эта доля, естественно, выше. Меньше всего помогает центральное правительство. У них логика такая: чем власть ближе к театру, тем больше она должна помогать. То есть тот, кто находится в регионе, должен помогать больше, чем тот, кто находится в Вашингтоне.

Теперь самое интересное. Как происходит распределение денег в комиссии по культуре американского правительства? Они образуют совет из руководителей театров, около десяти человек, а всего там репертуарных драматических театров около 100. Этот совет в течение года проводит распределение грантов по заявкам — при этом в театры, руководители которых входят в совет, гранты не идут. Более того, когда происходит ротация и они выходят из совета, — они еще два года не могут работать в тех театрах, куда при их участии были направлены гранты. Вот такие вещи нам хорошо бы у них перенять.

КАКИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ РЕЖИССЁР

— У него должна быть понятийная база, нюх, чтобы он мог глубоко разбирать пьесу. Это первое. Второе — знание, как построить структуру спектакля. И самое главное. Есть режиссеры разговорного жанра — они очень хорошо расскажут, про что будет спектакль, а когда дело доходит до работы, все сдувается. Я всегда, когда у меня начинаются переговоры с режиссером, выясняю, не такой ли это случай. Естественно, я смотрю все, что он сделал. Не только сам — есть люди, мнению которых я доверяю.

Знаете, мне легендарный директор Омского академического театра драмы — где я работал — Мигдат Нурдинович Ханжаров рассказывал: вот приходит режиссер к директору и говорит: я хочу вот это поставить, и дает название, которого ты не знаешь и не читал. И если ты садишься, читаешь, тебе интересно, но как бы ты это сделал — непонятно, это, говорил Ханжаров, верный признак, что материал надо брать в работу. Вот это меня никогда не подводило. Никогда.

(Алла Шендерова, «Медуза», 15.08.16)