ТЕАТРАЛЬНЫЙ КАЗУС

В начале 80-х годов прошлого столетия я написал удачную комедию «Фиктивный брак», которую поставили десятки театров, что позволило мне навсегда уйти на «творческие хлеба». В то время я жил в Черновцах, на Буковине, и, естественно, первая постановка состоялась в местном муздрамтеатре им. Ольги Кобылянской. Спектакль эксплуатировали нещадно, он шел на стационарной базе, ездил в райцентры, села, и очень скоро подошел сотый, так сказать юбилейный спектакль.

В спектакле есть сцена празднования дня рождения одного из героев. В любом театре в таких случаях в бутылки из-под спиртного наливают чай, закуска сделана искусными бутафорами, ну, разве что лежат пару ломтиков сыра и хлеба, чтобы актер натурально жевал. Я договорился с реквизиторами, что стол на сцене в этот раз будет настоящим. И вот начинается сцена дня рождения. Персонажи рассаживаются за столом. По замыслу режиссера, они должны были не отвлекаясь на еду, произносить текст, увеличивая «градус интриги». Однако мои актеры, распробовав, что коньяк и вино на столе настоящие, что курица-гриль не имеет никакого отношения в папье-маше, а самая что ни на есть сочная, с ароматной корочкой, не говоря уже о помидорах-баклажанах, изумились всего на мгновенье, а затем набросились на еду, и заурчали, как голодные коты. Напрасно помреж в кулисах заламывала руки, яростным шепотом подавая реплики – ее никто не слышал! Процесс поглощения пищи персонажами спектакля занял минут пять-семь. Ели актеры в полном молчании, а зал с благоговением наблюдал за едоками, изумляясь, как правдоподобно можно «сыграть» этот процесс на театральной сцене.

«Фиктивный брак» прошел на сцене этого театра около 700 раз, установив своеобразный рекорд. Правда, на всех «юбилейных» представлениях за кулисами на всякий случай дежурили режиссер-постановщик, главный режиссер и директор театра. Наверное, опасались повторения той сцены на «бис».

В 1985 году Киевский Национальный русский театр драмы им. Леси Украинки предложил мне написать пьесу по моей повести «Заложники отеля «Европа». Хотя я не люблю писать инсценировки, но приглашение на сцену главного киевского театра плюс чертовски талантливая команда авторов спектакля во главе с создателем и худруком легендарного киевского Театра на Подоле Виталием Малаховым заставили ответить согласием. (Кстати, сценографом был впоследствии известный кинорежиссер Сергей Маслобойщиков, а художником по костюмам не менее знаменитый впоследствии Борис Краснов).

Сюжет пьесы был прост, соответствуя жанру советского политического детектива. В одной западной столице в баре отеля «Европа» собрались журналисты и участники конгресса за мир. Всех их берут в заложники неофашисты. Начинается психологический триллер – у кого первым сдадут нервы. Поскольку действие пьесы происходит в баре отеля, то герои изредка прикладываются к спиртному, дабы успокоить расшалившиеся нервы.

Репетиции шли хорошо, команда создателей спектакля горела желанием внести человеческую ноту в политическую канву, где (козе было понятно!) советские журналисты одерживают моральную победу над идеологическими противниками. Однако за неделю до премьеры в стране выходит знаменитое постановление партии и правительства о борьбе с пьянством, и решением испуганного украинского минкульта спектакль запрещают. И мы, и театр пережили шок – по всему Киеву развешены афиши, билеты на премьерные спектакли проданы, критики наточили перья… В ЦК Компартии Украины отправляется парторг театра Леонид Бакшаев – удивительно светлый человек и прекрасный артист (к сожалению, покойный). Не знаю, какие аргументы он там приводил, но на следующий день спектакль смотрела спешно созданная комиссия во главе с зампредом Совета министров Украины госпожой (или товарищем?) Орлик. Помню, что у этой женщины, руководившей культурой и прочими медицинами и спортом, был огромных размеров шиньон. (С тех пор, увидев на головах руководящих дам умопомрачительные сооружения, я знаю, что эти прически призваны сдерживать напор мыслей, жаждущих проломить черепную коробку).

Итак, отсмотрев спектакль и, пошептавшись, глава комиссии огласила вердикт: спектакль разрешен при одном условии – советские люди на сцене в рот не возьмут ни одной капли спиртного! Пускай пьют представители загнивающего Запада, они там привычные…

Виталий Малахов, назначив ночные репетиции, срочно переделывал спектакль в связи с высокими пожеланиями еще более высокой комиссии, а директор театра, поймав меня в коридоре, зловеще предупредил, что если я или кто-либо другой посмеют устроить даже подобие банкета, спектакль будет немедленно снят с репертуара, автор навечно внесен в черные списки и т.д.

И вот день премьеры. Настроение хуже некуда.

Спектакль начался. Первый акт прошел нормально. Персонажи еще не испытывали жажду. Во втором акте начался кульминационный момент, когда террористы должны начать расстрел заложников. Герой пьесы, советский журналист произносит страстный монолог в духе начавшейся перестройки, но когда бармен, перебив, спрашивает что ему налить в роковую минуту – виски или все-таки водочку, мой сверхположительный герой, он же замечательный актер Евгений Паперный, медленно двинулся к авансцене. Он держал «мхатовскую» паузу дольше, чем все «мхатовские» вместе взятые. Зал, измученный внезапно грянувшей в стране трезвостью, напряженно ждал, что ответит главный герой. А Женя, мрачно разглядывая скрытую в полумраке театра директорскую ложу, пафосно и с некоторым злорадством произнес: «Мне? Мне, пожалуйста, сок! Со льдом!»

Понятно, что такой реплики в пьесе не было. Как не вписывался в трагическое действо спектакля хохот, едва не обрушивший стены театра…

Вообще, спектакль едва доиграли до конца, и солидная публика, которую в антракте лишили традиционного кофе с коньяком, злорадствовала и над автором, и над актерами, и, подозреваю, над Михаилом Сергеевичем, как соавтором. И правильно делала.

Теперь на сцене этого театра восьмой сезон идет другая моя пьеса «Завещание целомудренного бабника», но я иногда вспоминаю тот театральный казус, особенно когда в какой-то газете появляется воспоминания бывшей совминовской дамы с огромным шиньоном. Спустя много лет она рассказывает, как оберегала и лелеяла творческую интеллигенцию от партийных инквизиторов, за что мы, разумеется, должны быть благодарны ей по гроб жизни. Что мы, как незлопамятные существа, и делаем с удовольствием.

Анатолий Крым