ОБ АУДИТОРИИ ГАБТА

— Зритель Большого очень разный: от предельно консервативного — это люди старшего поколения, более всего приверженные традиционному классическому оперному и балетному искусству, и до современных молодых ребят. Недавно зашел на «Героя» («Герой нашего времени», балет Юрия Демуцкого. — «Известия») и увидел, что половину зала составляют те, кому до 30. Подобное вообще не свойственно оперному театру на Западе. Там в театр ходят люди, которым за 50.

О ПРОШЛОМ И НАСТОЯЩЕМ ТЕАТРА

— Очень хотел бы вернуть времена, когда Большой собирал со всего Советского Союза лучших: в одном спектакле было одновременно 4–5 звездных имен. Но эта эпоха безвозвратно ушла. Так же как ушло театральное время — в том понимании, в котором оно было в Советском Союзе в 1960–1970-е. Это объективные театральные процессы.

Но сознавая, что мы живем в XXI веке, нужно сделать всё, чтобы самые талантливые из тех, кого рождает Россия, имея возможность выступать по всему миру, выступали бы и в Большом театре. Чтобы здесь ставили самые талантливые режиссеры — и наши, и зарубежные. Чтобы Большой не боялся рисковать, доверяя постановки и должности молодым. Вспомним, сколько лет был Юрию Григоровичу, когда он был назначен главным балетмейстером…

Я, может быть, говорю общие слова, но в каждом конкретном случае для меня это важно. На самом деле 240 лет — фантастическая цифра. И сцена Большого театра действительно уникальная. Здесь какая-то потрясающая аура, которая выявляет всё талантливое.

ОБ ИНТЕРЕСЕ МОЛОДЫХ АРТИСТОВ К БОЛЬШОМУ

— Интересно или не интересно работать в Большом — вот единственная конфигурация, интересующая талантливого человека. Мир сегодня открыт. И как только в оперной молодежной программе, например, появляется способный певец, скажем, имярек Иванов, максимум через полгода о нем становится известно импрессарио всего мира. Заставить Иванова работать в Большом театре, если ему неинтересно, невозможно.

<...> Гонорары, которые выплачивает Большой театр, абсолютно сопоставимы с европейскими. Более того, чем значимее театр, тем меньше он платит артистам. Потому что у певца возникает зависимость — для него становится важным спеть именно в этом театре.

О ПОЖЕЛАНИЯХ НА БУДУЩЕЕ

— Не хотел бы, чтобы туда отправились амбиции, существующие у определенной части людей. Их непогрешимость, убежденность в том, что они поймали птицу счастья. Этим людям интересно всё что угодно — положение, деньги, звания, роль, но не репетиция, не спектакль как таковой.

Не могу принять, когда интересная работа — творческая, принципиальная — быстро сходит со сцены только потому, что зритель к ней отнесся сложно, так скажем, а театр ничего не сделал, чтобы спектакль сохранить, — пусть бы он не часто, но шел и собирал свою публику.

Не хотел бы, чтобы сохранились некоторые особенности проката спектаклей. Вот, например, выпускается премьера, на нее собраны лучшие силы, а приходишь на десятый, пятнадцатый показ — и узнать спектакль не можешь. А нужно, чтобы и эти спектакли выглядели как премьерные. Раньше в Большом театре так и было. Очень жаль, что позиции утеряны и вернуть их при том количестве спектаклей, что мы играем на всех наших площадках, очень непросто. Особенно при сегодняшней организационной и финансовой модели.

О БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ В ЛИТЕРАТУРЕ И НА ТВ

— Чем больше взглядов, тем лучше. Я не отношусь к людям, которые говорят: давайте создадим монументальный труд о Большом театре и дадим некие усредненные оценки. Глубоко убежден, что по поводу театра должны быть высказаны разные точки зрения. Вот сейчас Би-би-си сняли фильм («Большой Вавилон» Марка Франкетти и Ника Рида. — «Известия»). Когда меня спрашивают, есть ли там неправда, я отвечаю: нет, это правда автора. Из таких авторских правд пусть и складывается история.

(Светлана Наборщикова, «Известия», 06.04.16)