ЧТО ДЕЛАЕТ ПОСЛЕ УВОЛЬНЕНИЯ ИЗ НОВОСИБИРСКОГО ТЕАТРА ОПЕРЫ И БАЛЕТА?

— Творческий отпуск — это хорошо звучит в нынешних обстоятельствах. Конечно, сейчас много встреч, действительно куда-то зовут, но я бы пока не стал называть конкретные места. Да и процессы, уже даже не связанные с театром, а касающиеся того, что привело к моему уходу, я имею в виду отношения церковь—государство—искусство, они никуда не делись, я продолжаю наблюдать за ними. Поэтому лишний раз думаешь, куда двигаться — в сторону театра или куда-то еще.

ПОХОЖА ЛИ НЫНЕШНЯЯ СИТУАЦИЯ НА ОТНОШЕНИЯ ТЕАТРА И ГОСУДАРСТВА В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ?

— Мне кажется, что похожие функции сейчас берет на себя РПЦ. Я не буду говорить за всю Одессу, но у нас в Новосибирске функции цензурирования перешли в руки даже не церкви, а радикалов от православия, активистов каких-то структур, которые тут существуют в большом количестве. При этом они пользуются ресурсами местной епархии, ее сайтом, ее коммуникациями. Очень это все знакомо. А эти люди, по-моему, продвигают какие-то свои цели, тоже хотят власти и преференций в обществе, что-то хотят от государства. Жалко, что с ними порой заодно и представители силовых структур. Вот письмо на меня и режиссера спектакля «Тангейзер» Тимофея Кулябина в прокуратуру написал не только митрополит Новосибирский и Бердский Тихон, но еще и замначальника главного управления областного МВД генерал-майор Кириллов. Это есть в материалах нашего дела. Да, потом был суд, экспертиза. Суд все решил в нашу пользу, потом прокуратура это решение обжаловала, но отозвала заявление, так как 29 марта меня уволили.

СЛЕДИТ ЛИ ЗА ПРОИСХОДЯЩЕМ В ТЕАТРЕ ПОСЛЕ ЕГО УВОЛЬНЕНИЯ?

— Ну а что следить? Там и следить не нужно, все видно в СМИ. Новый директор Владимир Кехман как-то все больше на опережение работает: сначала о планах, не вникнув в специфику работы учреждения, заявляет, а уже потом объясняет, что имел в виду. Ну вот, например, его слова по поводу низких зарплат неверны, по поводу задержек выплат сотрудникам тоже.
То, что театр недостаточно финансировался, никто и не спорит. Я вот тут сравнивал бюджеты и характеристики нашего театра с тем же Михайловским театром. Правда, цифры по 2013 году, но тоже показательно. Вот, к примеру, у нас 1774 места в большом зале. У нас источник финансирования — федеральный бюджет. У Михайловского, где мест в два раза меньше, муниципальное финансирование. У нас при этом выходит из бюджета по 1780 руб. на зрителя, а у них — по 3500 руб. Но давайте сравним цифры посещаемости за 2013 год. В Новосибирском театре на каждом спектакле в среднем было на 500 человек больше, чем в Михайловском. И Новосибирск — не Петербург, здесь практически нет туристов, а населения в пять раз меньше.
О ВЛАДИМИРЕ КЕХМАНЕ

— Я его лично не знал. Мы по телефону четыре раза общались. Общение было не самое радостное. Впервые мы с ним коротко увиделись в Толмачево. Разговоры были жесткие. Вот он говорит: «Хочу дать театру название “Большой театр Сибири”». А я ему объясняю, что права на слово «большой» у Большого театра, что это все кончается плохо, что у них положительный опыт работы в судах. Он мне отвечает: «Ничего, договоримся». Очень скоро гендиректор Большого театра Владимир Урин, узнав о его планах, все популярно объяснил. Похоже, что новому директору еще предстоит освоить этические нормы в отношении коллег, зрителей, жителей города. Сможет ли, вот в чем вопрос.

БОЯЛСЯ ЛИ СТАВИТЬ «ТАНГЕЙЗЕРА»?

— У нас не было никаких опасений. Я воспринимаю это как игру, как театр. Как ситуацию, которой в жизни быть не может, она не имеет отношения к реальности. В нашей постановке — Иисус не тот, который священный и сакральный. У нас даже в программе не написано, что это Иисус Христос, у нас написано: «актер, играющий Иисуса». Слова «Христос» нет. Да, актер внешне напоминает канонический образ, но он у нас такой, поплотнее. Но это все равно «двойной отжим», получается: артист на сцене по сюжету переодевается в Иисуса, чтобы сняться в кино. То есть мы максимально ушли от реального образа, чтобы вообще отдалиться от церковной атрибутики. Мы же не иконы на сцену выставили. Мне кажется, что статью об оскорблении чувств верующих надо если использовать, то только применительно к каким-то ситуациям в храмах, соборах, церквях, на прилегающих к ним территориях. Но нельзя делать этой территорией все государство.

О ФИНАНСОВОЙ ЦЕНЗУРЕ

— Подход «кто платит, тот и заказывает музыку» — большая ошибка. Когда мне на встрече министр культуры сказал, что расходы на «Тангейзер» будут вычтены из бюджета на 2015 год, я опешил. Это прямая финансовая цензура, получается. Мы же видим, что даже представители власти однозначной позиции не имеют по этому вопросу. Даже советник президента по культуре Владимир Толстой говорил, что деньги даются не на результат, а на реализацию идеи. Так и науку можно перестать финансировать, ведь в ней тоже конечный результат неочевиден. Я хочу услышать точку зрения министра очень четко. Чувства верующих — они когда могут быть оскорблены? Если ты получил деньги от государства — ты ориентируешься на чувства верующих, а если это частное финансирование — можно не ориентироваться? Я перестаю понимать что-либо. Деньги — инструмент, не самоцель. В уставе ни одного театра не написано, что его конечная цель — получение прибыли. Спектакль может быть спорным, в этом нет ничего страшного. Но это не предмет административного спора, как и чувства верующих.

(Григорий Туманов, «Коммерсантъ», 22.04.15)