2015, SoundCloud/Colta.ru

Colta.ru опубликовала историю про «тюменского Аркадия Северного» Зиновия Биртмана, который умер в 1981 году и был напрочь забыт. Впрочем, нашлись энтузиасты, которые каким-то образом вспомнили его песни и спустя 34 года записали их и выпустили в альбоме. Уже несколько дней в сети появляются комментарии с разоблачениями «мистификации». Правдолюбы приводят неопровержимые доводы в пользу своей версии: так, в конце 70-х исполнители «одесских песен» не могли назвать альбом легкомысленным словосочетанием «Следы от компота»; «Первый Анадырский» могли, а «Компотом» - ну никак. Не было у Биртмана и никаких причин в своей Тюмени петь про негров, причём то и дело возвращаясь к этой теме. Ну и так далее. Если бы опровергатели послушали сам альбом, им не пришлось бы придумывать столь нелинейные аргументы. В текстах «умершего 34 года назад» шансонье встречается не только Чак Норрис, мало кому известный в конце 70-х, но и «лайки» и «селфи». Ещё вопросы есть?

Избавившись от необходимости сопереживать трагической судьбе вымышленного исполнителя блатняка, которую Colta.ru к тому же поленилась придумать, можно сосредоточиться на качестве самой мистификации. В начале этого века с похожим проектом выступили «Запрещённые барабанщики», в содружестве с Гариком Осиповым записавшие альбом «забытого» ансамбля «Родители молодых». Но там некоторые песни были знакомы, например, любителям творчества Константина Беляева, а в случае с так называемым Биртманом проект, судя по всему, пришлось создавать с нуля.

Получилось, не будем кривить душой, здорово. Гораздо лучше, чем у исполнителей шансона, которые всё делают по искреннему зову сердца. «Следы от компота» оказались точнейшей стилизацией под условный «стиль Аркадия Северного», ресторанный репертуар и аранжировочные привычки кабацкого ВИА конца 70-х. Зиновий Биртман, назовём его так, поёт с правильной хрипотцой, нужной концентрацией надрыва и при этом с обаятельной иронией. ВИА тоже хорош и, собственно, кроме текстов про селфи, в нём вообще ничто не выдаёт принадлежность к другой эпохе. «Любовь и лёд» с её припевкой «най-на-на», в 70-е могла бы попасть в хит-парад между «Весёлыми ребятами» и «Голубыми гитарами» (если бы тогда были хит-парады, а солист не так явно подделывался под блатную манеру исполнения). Насладившись филигранным попаданием в жанр, можно оценить своеобразное чувство юмора мистификаторов и их постмодернистские опыты по смешиванию божьего дара с яичницей. В «Пригласите негра танцевать» абсурден не только рефрен, но и фразочка «как в далёкой юности моей, кружится пластинка Карел Готта». Мелодия «Грузина московского разлива» перекликается с гладковской темой из саундтрека «Джентльменов удачи». Вообще авторы вдохновлялись скорее музыкой из советских фильмов и мультфильмов, чем Аркадием Северным. Очередной «Негр» при всей удивительности этой темы для тюменских ресторанов 70-х может поведать о том, как обстояли в Советском Союзе дела с политкорректностью: плохо обстояли, негров именовали неграми и ласково указывали на их губастость. В песне «Чак Норрис» с незабываемой строчкой «Норрис, Норрис Чак хорош и без нунчак» рифмуются «карате» и «нескафе», а от исполненной в «одесской» манере строфы «я буду помнить этот пляж и это море и ваши руки на моих плечах, и только ваше селфи на комоде напомнит мне о тех далёких днях» у слабонервного слушателя вообще может снести башню.

Легенда гласит, что «Зиновий Биртман оставил после себя около сорока песен». Запускайте, короче, остальные 30, ждём, заранее улыбаясь.

Алексей Мажаев, InterMedia