О РЕПЕРТУАРЕ

– Русскую музыку оркестр Московской филармонии играл, в основном, на гастролях. А московская публика любила слушать сочинения Гайдна, Моцарта, Бетховена… Я дирижировал всеми симфоническими произведениями Рихарда Штрауса и провел российскую премьеру Восьмой симфонии Малера. Мы чаще записывали музыку немецких, французских и итальянских композиторов…

Но западные оркестры просят меня исполнять прежде всего русский репертуар. Они хотят аутентичного интерпретатора этой музыки. И я должен сказать, что довольно большая часть русской классики, – например, “Колокола” Рахманинова или его Первая симфония, прокофьевский “Иван Грозный” и его симфонии (кроме Первой и Пятой), симфонии Скрябина, – все еще мало известна в Европе. Поэтому я считаю, что для меня это своего рода миссия – дирижировать этой музыкой и сделать ее более популярной.

О МУЗЫКЕ ЧАЙКОВСКОГО

– Музыка Чайковского страдала и продолжает страдать и в Европе и даже в России от излишней сентиментальности, чрезмерных рубато и ритардандо, слишком громкого или “сочного” исполнения. В сущности, дирижер может сделать много ошибок и превратить Чайковского в варенье – в нечто сладкое и плаксивое. Мравинский преодолел эту традицию, придерживаясь очень строгих и единых темпов. В результате обнаружилась потрясающая ясность структуры и фразировки.

Мой собственный подход к музыке Чайковского такой же, как и к музыке венских классиков. Рахманинов гораздо более русский, чем Чайковский. Когда я вижу молодых дирижеров, пытающихся демонстрировать свой собственный взгляд на Чайковского, мне так и хочется сказать им: вам еще слишком рано дирижировать эту музыку. Подождите несколько лет! В сущности, дирижировать Малера гораздо легче, чем Чайковского. Музыка Малера допускает гораздо больше трактовок и точек зрения. Когда же вы играете Чайковского, то словно надеваете своего рода корсет – точно так же, как когда играете Бетховена или Моцарта.

О МОЛОДЫХ ДИРИЖЕРАХ

– Некоторые из них и вправду выглядят подозрительно! Я вижу, что многие молодые дирижеры главным образом стараются, чтобы музыка была громкой и энергичной. К сожалению, публике это нравится. Часть аудитории воспринимает концерт не столько ушами, сколько глазами. Поэтому они любят, чтобы дирижер танцевал за пультом и изображал бурную энергию. Увы, энергичность необязательно означает глубину…

Главная проблема молодых дирижеров в том, что они не уделяют достаточно времени учебе. Ясно, что любой молодой дирижер может провести Вторую симфонию Брамса с Берлинским филармоническим. Он может сделать это, даже если недостаточно глубоко знаком с этим сочинением. Возможно, он проводит много времени, слушая диски или глядя в зеркало, чтобы выработать максимально эффектные жесты, но он еще не интерпретатор. Он только жалкая копия, этакая смесь Караяна и Фуртвенглера с Челибидаке и Светлановым. Такой дирижер очень мобилен, но у него пустота в голове и холод в сердце.

О ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

– Я был профессором Московской консерватории в течение десяти лет. Сегодня я готов ответить на любые вопросы молодых дирижеров, но я не могу представить себя снова в роли учителя, у меня не хватает терпения. Если я попрошу студента написать – по памяти – какой-нибудь отрывок из партитуры, и он не сможет этого сделать, я просто не стану с ним больше работать.

О ДОЛЖНОСТИ ГЛАВНОГО ДИРИЖЕРА

– Мое очень личное мнение: сегодня оркестрам уже не нужно иметь главного дирижера, разве что он им необходим, чтобы общаться со спонсорами и политиками. С чисто музыкальной точки зрения для оркестра было бы лучше иметь четырех или пятерых основных дирижеров, каждый из которых занимался бы тем репертуаром, который удается ему лучше всего. Эти дирижеры должны были бы быть разного возраста и происходить из разных стран, чтобы обеспечить наилучший результат.

Часто я замечал, что оркестранты не очень довольны своим художественным руководителем, однако вынуждены работать с ним, потому что у него с ними контракт. Это не самая лучшая основа для музицирования. Времена изменились. Сейчас уже не та ситуация, какая была в ХХ веке, когда оркестр имел пожизненный контракт с дирижером и когда мы говорили об «Светлановском» оркестре, оркестре Мравинского, оркестре Караяна или Орманди…

Сегодня, когда музыкальный мир слишком стремителен, нам необходимо меняться, нам нужны более широкий репертуар и более разнообразные способы музицирования. Честно говоря, я бы не мог назвать ни одного имени, если бы меня попросили предложить кого-то на должность главного дирижера какого-нибудь из известных оркестров.

ОБСУЖДАЛ ЛИ ОН ЭТО С КЕМ-ТО ИЗ КОЛЛЕГ?

– Нет! Одна из самых больших проблем состоит в том, что дирижеры не обмениваются мнениями или идеями о своем ремесле. Врачи, инженеры или юристы объединены в международные ассоциации, где они могут обсуждать свои профессиональные вопросы. У дирижеров нет никакой общей организации. Мы не бережем нашу профессию. Любой пианист, скрипач, духовик или ударник может стать дирижером, словно для этого не требуется никакого профессионального многолетнего обучения.

О САМОМ ВАЖНОМ СОБЫТИИ В КАРЬЕРЕ

– Самое важное для меня то, что я мог исполнять выдающиеся произведения Чайковского, Рахманинова, Скрябина, Прокофьева, причем делать это глубоко и основательно. Я получаю гораздо большее удовольствие от репетиций, чем от концертов. Мне нравится «собирать» музыку, лепить ее. Самым важным событием в моей жизни был Караяновский конкурс в Берлине. Именно тогда я почувствовал, что я готов к работе, готов к профессиональной карьере.

(Реми Франк, Катя Лихт, Classicalmusicnews.ru, 06.04.15)