Фонд «Музыкальный Олимп» приготовил шикарный подарок меломанам: за три дня в Санкт-Петербурге и Москве дал мастер-класс и два концерта обладатель двух «Грэмми», лауреат конкурса Чайковского 1974 года Андраш Шифф. По дороге из Петербурга в Москву с выдающимся пианистом современности встретилась корреспондент InterMedia Анна Ефанова, чтобы поговорить о вариациях жизни, фортепианных ценностях и девальвации пианистов.

— Правда, что вы долго мечтали сыграть «33 вариации на тему Диабелли» Бетховена, но не решались?

- Да, только сейчас я понял, что готов их исполнить. Сначала мне нужно было освоить сонаты, квартеты, оперу «Фиделио» и «Торжественную мессу» Бетховена для общего понимания его творчества.

— Вариационные циклы Баха и Бетховена схожи? Помимо «33 вариаций на тему Диабелли» вы сыграли «Гольдберг-вариации» на концерте в Москве.

- В них есть параллель по сложности полифонии, симметрии формы и духовной поэзии. Но для меня Бах — это Бог, а Бетховен — его идеальная модель.

— Что вам не понравилось на прошлых дисках «Гольдберг-вариаций»? Вы записали их трижды.

- Запись — это всего лишь монумент человечества, сделанная фотография и воспитанный ребенок, где сегодня не нравится манера, завтра — звучание, послезавтра — что-то еще. Первая запись напоминает новое вино, которое чем старше, тем становится лучше. Я по-другому услышал музыку «Гольдберг-вариаций» по прошествии времени. Наверное, изменился сам, поэтому решил ее по-другому записать.

— Правда, что ваше утро начинается с исполнения Баха?

- Да, я играю его произведения каждый день в течение часа по утрам. Мне нравится выстраивать протяженные музыкальные параграфы, но это не превращается в механическую и монотонную работу. Я просто музицирую в медленном темпе поочередно за разными инструментами дома и нахожу разные звучания, интересные идеи — это особый, наполненный творчеством процесс.

— Сколько роялей в вашей коллекции?

- Я никогда их не считал. Сейчас во Флоренции — пять роялей и клавиккорд, в Лондоне — два рояля. Плюс четыре инструмента, которые не стоят дома и предназначены для концертов. Как правило, один из них ездит куда-нибудь со мной.

— Что думаете о старых фортепиано Pleyel и Walther?

- Pleyel – как раз тот инструмент, который нужен для исполнения музыки Шопена: у него негрубые верхи и басы в отличие от современного Steinway, где они напоминают большого и тяжелого слона. Walther — совершил революцию в моем понимании звучания Моцарта. То, к чему я привык на Bösendorfer, обрело небывалую свободу и легкость. Я этого не подозревал.

— Нужно ли играть на старинных инструментах пианистам современных роялей?

- Те, кто ни разу не пробовали, хорошо сыграть сочинения Моцарта, Бетховена и Шуберта не способны. Только прикоснувшись к инструментам из прошлого, можно услышать новый баланс голосов, переосмыслить собственные ощущения.

— Владимир Горовиц соблюдал музыкальный баланс?

- Он был культурным человеком, с большим кругозором, поэтому соблюдал баланс в жизни, а не только в фортепианном исполнительстве. Помню, как он пригласил меня в Нью-Йорк для обсуждения Ля-мажорного концерта Моцарта и нескольких сонат Скарлатти, которые разучивал по манускриптам. Как слушал его на концертах в Америке и Лондоне. Это было страшно и гениально: Горовиц — эксцентричный человек.

— Что он играл?

- Сочинения Скрябина — невероятно божественные трактовки. С тех пор я, кстати, не берусь их играть. В этом, правда, виноват еще Владимир Софроницкий. Его исполнения произведений Скрябина меня не устают удивлять.

— А Святослав Рихтер? Помнится, вы восхищались его интерпретациями музыки Шуберта.

- Для меня это музыкальный вулкан. Возможно потому, что его концерт был одним из первых, которые я услышал. Мне было пять или шесть лет, когда мы с мамой оказались на его выступлении: он играл Си бемоль-мажорную сонату, три последние песни и фантазию «Скиталец» Шуберта. Потом я много раз бегал на его концерты и даже однажды поздоровался. Но в памяти особенно живы самые первые впечатления из детских лет. Уже тогда я решил для себя, что Рихтер — колоссальный пианист.

— Сейчас уровень пианизма в России ниже?

- Трудно сказать, потому что я не так часто выступаю с концертами в российских городах. Вижу много талантливых ребят, которые играют не так, как Горовиц сонаты Скарлатти и Софроницкий прелюдии Скрябина. Современные пианисты знают понемножку произведения Баха, Моцарта и Рахманинова. Они редко выбирают отдельных композиторов для своего фортепианного репертуара. Мне очень жаль.

— Как думаете, почему?

- Наш музыкальный мир интернационален, господствует усталость от мировой глобализации и девальвации. Искусство и культура не так важны, как сорок лет назад, поэтому хорошие пианисты — не интересны, как люди. Теряется национальная самобытность музыкантов, их индивидуальный стиль.

— Ваша стилистика — венгерская, судя по месту рождения?

- Нет, я играю по центрально-европейски. Для меня музыка и язык соединяются воедино. При исполнении сочинений Бетховена — мыслю немецкими акцентами. Играя произведения Чайковского — русскими грамматическими структурами и фразовыми диалогами.

— Быстрый ритм мегаполиса вам чужд. Как вы планируете провести время по окончании российских концертов?

- В мае-июне мне предстоит еще несколько выступлений в Европе, а потом — буду отдыхать полгода. Прочту книги Томаса Манна, Марселя Пруста и Федора Достоевского. Продолжу писать автобиографию и послушаю музыкальные записи, чтобы открыть для себя новые чудеса.