(О МОЛОДОСТИ)

«Спасает вера в бессмертие души, как сказал Рабле: “Я иду в великое “быть может”. Вот. Молодость — физическая радость существования. Даже обладание женщиной в молодости — оно другое. Почему? Потенция может с годами возрастать. Это на самом деле так, поверьте. Обладание женщиной в мои годы — это огромное наслаждение, но все равно ты знаешь, что скоро все кончится... Но, с другой стороны, я больше боюсь болезней, немощи. Помни о смерти».

(О ДОСТОИНСТВЕ)

«Хочу дожить остаток дней, чтобы сохранить достоинство. Кто сохранил, те, к сожалению, умерли».

(О ПЕРВОМ ТЕАТРАЛЬНОМ ОПЫТЕ В 1956 ГОДУ, КОГДА ОН ИГРАЛ В «ГАМЛЕТЕ» В ТЕАТРЕ ИМ. МАЯКОВСКОГО)

«Я долго готовился к нему и всех мучил монологами так, что люди от меня бегали. Но самое трудное оказалось другое — не сорвать голос на сцене, потому что спектакль был шумный, громкий — в нем участвовал живой оркестр. Мне надо было переорать оркестр: «Олень подстреленный хрипит…»

(О СОВРЕМЕННОМ КИНО)

«Я точно знаю: не стал бы сниматься в фильмах, где всех мочат, убивают без разбора, расчленяют. Я это и видеть не могу, и играть не могу. То, что я хотел бы, не востребовано. Мы с Марком Розовским написали сценарий “Смерть Михоэлса”. Картину вычеркнули из плана за двадцать дней до начала съемок. С другой картины сбежал продюсер, на третьей не стало вдруг денег, а четвертую, говорят, не надо, неинтересно. Хотя почему неинтересно? Кто это проверял? Я спросил одного функционера: “А что вы хотите?” Он говорит: “Снимите еще раз “Покровские ворота”. А я не могу второй раз снять “Покровские ворота”. Они принадлежат восьмидесятым годам, моему тогдашнему самочувствию, настроению».

(О СВОИХ ПЯТЕРЫХ ДЕТЯХ)

«Хорошо, что их много. Хорошо, когда видишь их, хоть и редко. Хорошо, что все они порядочные люди, трудовые, никто не повел себя плохо. Это в основном благодаря их матерям. Но и я тоже в этом, надеюсь, участвовал».

(О СУДЬБЕ)

«Человек неизменен. Если родился трусом, таким и останешься до конца. Если родился добрым, то будешь добрым всю жизнь и умрешь таким. Скупым — значит, такая у тебя участь. Главные вещи неизменны».

(О СЕБЕ)

«Я человек перепадов, подвержен депрессиям... Я ставлю перед собой вопрос: правильно ли я живу? Нет, от себя никуда не убежишь. Хотя стареешь, мудреешь... «познание приумножает скорбь».

(О ДЕНЬГАХ)

«Я никогда не зарабатывал столько, сколько Янковский, а тем паче Ширвиндт с Державиным, Жванецкий. В лучшие времена (71-й год) на круг у меня выходило семьсот рублей в месяц, что давало хорошее существование. При этом у меня не было дачи, машины, хотя можно было скопить на “Москвичок”. Но я не любил жмотничать. У меня много детей. Я алименты платил. Видать, не судьба быть богатым».

(О СПОНСОРАХ)

«Спонсоров здесь, в Израиле, нет, подчеркиваю. Это все характер. Я и хочу прогнуться, да не получается. Поэтому я со спонсорами посижу пятнадцать минут, пару баек могу рассказать, а потом начну Бродского читать. Им скучно станет. Я тогда: “Пошел ты на...” И тут кончается искусство. Гори они все огнем. Такой дерьмовый характер».

(О ПАРТБИЛЕТЕ)

«Я никогда не сжигал партбилета — его у меня просто не было».

(О ГОСУДАРСТВЕ)

«Когда у государства отнимают культуру, государство умирает».

(О КЛИНИЧЕСКОЙ СМЕРТИ ВО ВРЕМЯ ОПЕРАЦИИ)

«Полторы минуты. Мне было в этот момент прекрасно. Я даже пошутил потом с врачами: “Зачем вы меня вернули обратно? Я там так себя прекрасно чувствовал”. Никаких видений у меня не было. Сердце остановилось. Электрошоком меня реанимировали».

(О БЕССМЕРТИИ)

«Почему деньги бессмысленны? За них не купишь физическое бессмертие. Если бы можно было — вот тут бы пошло. А так — все равно полтора аршина, и привет. Но остались дети. Недаром сказано в Книге книг: веселитесь».

(О БЫВШЕЙ СУПРУГЕ АННЕ ЯМПОЛЬСКОЙ)

«Я борюсь с болезнью. А Аня… Я ведь люблю ее. Что она без меня, как? Вот у меня страхи где. Кроме страха умереть достойно».

(О ЖИЗНИ)

«Пересматриваю ее от начала до конца. Хотелось бы изменить… Ну чуть ли не всю жизнь. Я бы иначе прожил жизнь».

(«Московский комсомолец», 24.04.11)