АЛЕНА СВИРИДОВА: "Я НЕ МОГЛА ВЛЕЗТЬ В ШКУРУ СТАШЕВСКОГО"

(О НАЗВАНИИ АЛЬБОМА "12 ИСТОРИЙ, РАССКАЗАННЫХ НА РАССВЕТЕ")
"На рассвете человек наиболее откровенен. Днем он достаточно агрессивен, чтобы выжить. Вечером ему постоянно хочется казаться лучше, чем есть на самом деле: романтичнее, глубже, чувствительнее. "Настоящая любовь — всегда трагедия… Все сказки заканчиваются на том, что они поженились, история умалчивает, что было с ними потом". А на рассвете ты устаешь от этих всех масок, собственно говоря, ты становишься сам собой. И на рассвете как раз и хочется рассказать о чем-то самом сокровенном, чего бы ты никогда не сделал днем или вечером. Этим я хотела показать такую степень доверительности, в данном случае к слушателям".
(ОБ ИДЕАЛЕ)
"Когда достигаешь идеала, следующий шаг — идеал должен умереть, разрушиться, и все начнется сначала. Поэтому идеала достигать не нужно! Я все время привожу в пример группу Manhattan Transfer. Они стали петь идеально, лучше этого трудно себе представить в этом жанре — просто боги. И после этого перестали быть интересны! Всегда должен быть люфт, ощущение, что можно еще лучше. А когда ты понимаешь, что лучше уже нельзя, на этом все и заканчивается".
(О ЛЮБВИ)
"Во-первых, вообще все песни — о любви или ее отсутствии. О любви к партии, к Родине, к лесам, полям, к разгульной жизни. А настоящая любовь — это, конечно, не одни розы, но и шипы, подводные камни, очень немногим удается проплыть всю дистанцию вместе. Скажем, это величайший дар и величайший талант. Настоящая любовь — всегда трагедия, и на этом построено все искусство. Все сказки заканчиваются на том, что они поженились, история умалчивает, что было с ними потом".
(О РАБОТЕ НАД АЛЬБОМОМ)
"Я получала колоссальное удовольствие. Так сложилось, что ребенка с мамой я отправила на все лето в Крым, осталась одна-одинешенька, и с утра до ночи я проводила там время. Домой приходила, валилась, и потом обратно ехала в студию. Больше ничего не происходило, только я была в какой-то там нирване, постоянно такая отмороженная, но было абсолютное кристальное видение, что нужно делать. Полное единение с аранжировщиком. Мы как будто сели на одну волну, мы ее поймали, мы на нее настроились, ничто нам больше не мешало. И не было желания все улучшать, как обычно это бывает. Напишешь песню, а потом начинается — так, вот это надо переиграть, а тут бы хорошо перепеть, а тут еще что-то. И процесс становится бесконечным. В этот раз сделали быстро, и потом я слышу и понимаю, что не надо, больше ничего не нужно — ни прибавить, ни убавить, ни перепевать. Вот так надо, так это хорошо. Честно говоря, у меня первый раз такая ясность мысли. Обычно я склонна к гораздо большим сомнениям и постоянному улучшению".
(ПОЧЕМУ НЕ СТАЛА ВЫПУСКАТЬ УЖЕ ЗАПИСАННЫЙ АЛЬБОМ)
"А тот остался не у дел. Я потом послушала... Часто, конечно, бывает у артиста, что мы не всегда объективны. Нам всегда нравится новое, новое лицо нам нравится гораздо больше, чем старое. Может быть, нужен уже мне какой-то консилиум, потому что я не в состоянии уже оценить, хороши или плохи те песни. Они уже так долго жили без альбома на живых концертах, что, в общем, я как-то потеряла энтузиазм. Я либо их пока оставлю, и у меня будет шанс выпустить следующий альбом, может быть, какую-то найти свежую стилистику. Я каюсь, эти предыдущие пять лет меня немножко не сломали, но нагнули. Нагнули в том смысле, что это была постоянная борьба с радиостанциями: "Неформат, сложно, давайте проще". Нате проще. "Еще проще"... И начинается вот это: "Чего изволите?" Начинается: "А давайте гитару перепишите". Переписываем гитару. "А теперь вот это перепишите"... Какое-то такое мурыжение. Потом ты не дозваниваешься до программного директора. Ты месяцами ходишь туда. И в какой-то момент я так от этого устала! У меня даже было такое состояние, что я вообще перестала писать музыку. Я даже как-то музыку разлюбила. У меня было такое ощущение, что меня предали. Что я пишу-пишу, хожу-хожу, и все это — лбом в стену. У меня уже не лоб, а вот такая просто огромная шишка, которой я долблюсь-долблюсь. Я тогда написала книжку, то есть пошла "налево". Написала книжку, сыграла в кино, написала музыку к кино. Энергию направили в другое русло. Но потом, прямо скажем, наигралась я там. Все-таки я музыкант. Такая это данность. Я поняла: я музыкант! Открылось какое-то дыхание, я на все плюнула и получила большое удовольствие от возвращения в "лоно семьи".
(ПОЧЕМУ НЕ ДЕЛАЛА СОВМЕСТНЫХ ПРОЕКТОВ С БОГУШЕВСКОЙ)
"А я не думаю, что нужно делать что-то вместе с Богушевской. Надо делать что-то как раз с людьми, наиболее от тебя далекими. Вот это будет интересно. Я бы, например, с какими-нибудь отвязными рокерами сделала. Либо сделать какую-нибудь хип-хоп-версию на "Розовый фламинго". Причем чтобы жгли. Я даже не знаю с кем, надо подумать. А так — масло масляное".
(О СОВМЕСТНЫХ ПРОЕКТАХ)
"Сейчас Маршал мне предлагает спеть вместе. У него уже есть одна песня, где я ему написала текст, когда ему было 33 года, — текст от лица 33-летнего мужчины. Я очень прониклась этим ощущением, влезла в кожу мужскую и написала абсолютно мужской текст. Маршал чуть ли не рыдал: "Как?! Это то, что я чувствовал!" А я не знаю как. "Утоли же, осень, все печали" она называется. У меня действительно было полное ощущение, что я Маршал, что я мужчина 33 лет и я писала вот этой рукой. Не придумывала, а реально, как в кино, вдруг стала другим человеком. И потом после этого мне позвонил Айзеншпис и попросил писать для Сташевского. Я подумала и отказалась, потому что я не могла влезть в шкуру Сташевского. Я не знаю, что это, я не вижу образа. Я не понимаю, что мне на себя надевать. Я поняла, что не смогу от его лица его, потому что я его не чувствую. Я могла бы написать песню для Преснякова-младшего. "Пресного" хорошо чувствую".
(О ПУГАЧЕВОЙ)
"Мы общаемся очень мало. Но, кстати, на тему нового альбома мы общались, и она очень позитивно к нему отнеслась. Она взяла его на радио "Алла", кстати, первая из радиостанций поставила в эфир и дала несколько советов по поводу очередности песен, постановки и вообще. Отнеслась к нему очень положительно. Я позвонила: "Алла Борисовна, мне нужен ваш совет". Она говорит: "Приезжай". Прихожу к ней домой, мы посидели, она прослушала его весь целиком, некоторые песни по несколько раз, писала на карточках это все. Я ей за это благодарна".
("Взгляд", 05.02.08)

Последние новости