ОКСАНА АКИНЬШИНА: "СМЕРТЬ СТАЛА ВХОДИТЬ В НАБОР АКТЕРСКИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ"
"Я думаю, он ее выпустит одновременно с "Обитаемым островом" Бондарчука, к концу года. Но конкуренции не будет — совершенно разноплановые истории. Она не чистый мюзикл, с разговорами — пятидесятые, правильный мальчик влюбляется в неправильную, но прелестную меня, в конце у нас все хорошо, но вокруг не очень. Я даже пою".
(ЗАЧЕМ ТОДОРОВСКИЙ СНИМАЕТ НЕ ТО)
"Тодоровский вообще все про себя понимает, в этом смысле он человек уникальный. А зачем он иногда сознательно делает не то… может, он на своем примере разбирается с перспективами этого жанра. Потом, есть же легенда, что у мастеров удача через раз. Может, он нарочно жертвует. Я других не понимаю — они-то вполне серьезно относятся к тому, что делают. Например, "Двадцать сигарет" — это для меня самое типичное кино, увиденное за год. Люди намеренно, целенаправленно снимают плохо, фальшиво, мимо темы. Зачем? И самое ужасное, что это касается не только кино: это образ жизни — с установкой на жертву качества. Иногда я думаю, что бастуют не только тамошние, но и наши сценаристы. А иногда — что тот Сценарист, который вот это все пишет, он тоже бастует".
(ЧТО С НЕЙ ПРОИЗОШЛО ЗА МИНУВШИЙ ГОД)
"Полное возрождение после полного краха. Вот говорят, дефолт очень экономике способствовал: катастрофа — она такой толчок. Меня толкнуло довольно сильно и вытолкнуло в чистый позитив. Не сказать, чтобы я перестала любить подонков и ими интересоваться. Но как-то мне стало ясно, что среди приличных людей тоже бывают хорошие. Я бросила пить — начисто, абсолютно, причем пришлось менять весь круг общения, потому что непьющий человек в пьющей компании все равно испытывает все прелести пьянства и муки похмелья, проверено. У меня теперь совершенно разнокалиберные люди вокруг, но никого из прежней жизни. Я сменила квартиру, нашла в этом кайф, сейчас опять буду продавать и покупать другую. Я поступила учиться на искусствоведа".
(НЕ БОИТСЯ ЛИ ПЕТЬ В КАДРЕ)
"У Тодоровского пою, но у меня там главная ария происходит после любовной сцены. Мы сбрасываем одежду, падаем в кровать, происходит любовь, а после любви, откинувшись на подушки, поем. Глядя на голую меня, зритель вряд ли обратит такое уж внимание на голос".
(ОКОНЧАТЕЛЬНО ЛИ РАССТАЛАСЬ СО ШНУРОВЫМ)
"Это совершенно окончательно, и вот какая милость судьбы: мы больше полугода не пересекаемся нигде, даже на улице. Нет общих знакомых, звонков, приветов — эту часть жизни отрезало, и я не предпринимала никаких усилий для этого: так сложилось само. Я все эти пять лет — а было всякое, от диких ссор до перспектив венчания — прикидывала: вот как это будет, когда — врозь и насовсем? Что это получится, какие, наверное, страсти будут… А это произошло в один день, и я его отчетливо помню, день одного моего приезда из Москвы. Произошла передача ключей, и все. И здравствуй, новая жизнь. И я набрала двадцать килограммов (возник слух о беременности, пользуюсь случаем и опровергаю). После чего занялась собой и десять сбросила".
(ТРУДНО ЛИ НЕ ПИТЬ)
"Я учусь замещать выпивку, это трудно не в смысле отвыкания — я никогда особенно не привыкаю ни к чему, — но в смысле трезвого взгляда на вещи, восприятия мира как он есть. Человеку, никогда много не пившему, не понять этого ощущения: что вот то, что ты видишь — оно и есть правда, все по-настоящему. Водка как-то смазывает трущиеся части, а здесь все это трение — напрямую. Надо искать другие отвлечения. Ну вот, в Китай я съездила с подругой, три недели валялась на солнышке на острове Хайнань".
(ПЛОХО ЛИ ЕЙ БЫЛО СО ШНУРОВЫМ)
"Это не было плохо. Это было прекрасно, ужасно, разнообразно, очень тесно переплетено, была огромная отдельная жизнь, которую мы действительно изжили полностью. После нее можно начинать другую, и я множество раз еще буду другая. Он мне страшно много дал, он гениальный, интеллигентный, невыносимый, замечательный, дай Бог ему здоровья, всЈ, больше никогда".
(ТРУДНО ЛИ БЫТЬ АКТРИСОЙ)
"Да, вот об этом я думаю. И додумываюсь вот до чего: сегодня артист — или шоумен, тут грань непринципиальная — вроде того, чем раньше был рок-н-ролльный герой. Тогда они занимались героической саморастратой, и все на них с любопытством глазели и делали с них жизнь, а теперь артисты — и тоже все глазеют. Причем игрой ты уже не ограничиваешься — надо обязательно участвовать в чудовищном проекте вроде этих всех танцев на льду, которые и сейчас показывают в том самом кафе, где мы сидим. И все глядят, и никому не противно, хотя это же невыносимо — видеть человека, занятого не своим и вдобавок рискованным делом. Они же там по-настоящему руки-ноги ломают".
(ПРЕДЛАГАЛИ ЛИ ЕЙ УЧАСТИЕ В ТЕЛЕПРОЕКТАХ)
"Предлагали, но я — наотрез. Это уже фальшак стопроцентный по определению. Но люди хотят смотреть саморастрату. Вот мы об этом говорим — а только что погиб Бачинский. И это тоже знак такой страшный. Смерть стала входить в набор актерских обязанностей, вот что ужасно. Я стараюсь все-таки, чтобы моя жизнь шла не на арене, не превращалась в шоу. Но тут от меня мало что зависит. Спасает странная вещь: меня никто особенно не любит".
(ПОЧЕМУ ЕЕ НИКТО НЕ ЛЮБИТ)
"Правда не любит. Есть такая Акиньшина, она не особенно считается с чужим мнением и говорит то, что думает. Я бы сама, наверное, не очень такую любила. И то, что меня не слишком любят, как раз и гарантирует, что в конце концов не съедят".
("Собеседник", 22.01.08)