(О ЖЕНЕ МАРИНЕ)
"...Она кандидат наук, психолог, работала в Центральной клинической больнице 4-го Главного управления Минздрава РСФСР. Серьезная работа, серьезная должность и пациенты серьезные... Всю жизнь Мариша занималась людьми в послеинфарктном состоянии. Это такое период, когда с человеком надо разговаривать, он же после инфаркта не верит в себя, силы уже не те, ясно, что с организмом что-то случилось. Но сейчас жена уже на пенсии, поэтому у нее была уйма времени, чтобы наконец-то заняться мной".
(КАК ИМ УДАЛОСЬ СОХРАНИТЬ БРАК, НЕСМОТРЯ НА РАЗНИЦУ НАТУР)
"Иногда гастроли так долго продолжались, например, месяца полтора, что я забывал, как жена выглядит. Приезжаешь, какая-то женщина спрашивает: "Где деньги?" Приходится отдавать заработанное совершенно незнакомому человеку! На самом деле Мариша очень понимающий человек и очень хороший, иначе мы не прожили бы 27 лет вместе. И во многом она помогла мне состояться, стать тем, кем я стал. И я по-настоящему счастлив. <...> Мы же с ней, когда решили пожениться, заключили такой договор, что ли... Вернее, она мне сказала: "Я тебя предупреждаю: если будешь ко мне относиться в семейной жизни как к психологу, то у нас с тобой ничего не получится". Она эту тему закрыла сразу, и мы жили обыкновенно, по-человечески, хотя я — музыкант, она — психолог. Но я не наседал на нее со своим творчеством, а она не грузила меня своими психологическими делами".
(О СТЕРЕОТИПЕ, БУДТО У РОКЕРОВ ЖЕНЫ ОБЫЧНО БЛИЖЕ К МУЗЫКАЛЬНОЙ СРЕДЕ)
"Ха, ну да! Тут дело еще в том, что я сам никогда в этой рокерской тусовке не был. Нет, я не вел себя как бука, не запирался после концерта в номере гостиницы, все было нормально — выпивали, вечеринки устраивали... Но мне, как многим коллегам, не образ жизни этот нравится, я просто очень люблю музыку. Люблю играть на гитаре, считаю ее очень сложным инструментом, освоить который до конца — жизни не хватит. Поэтому, может быть, и жена у меня не модель. (Смеется.)"
(КАК ПОЗНАКОМИЛИСЬ С СУПРУГОЙ)
"Мы с Маришей вместе учились в математической школе, два последних года — 9-й и 10-й класс. Потом иногда встречались, созванивались. Но роман у нас закрутился только лет через 10 после окончания школы. Она окончила МГУ, защитила кандидатскую. В общем, я подождал, пока она подучится".
(БЫЛА ЛИ МАРИНА ПОКЛОННИЦЕЙ ЕГО ТВОРЧЕСТВА)
"Да нет, я ей сначала понравился как мужчина. (Смеется.) На самом деле, хотя мы уже давно были знакомы, она не слышала моих песен. А потом я как-то на кухне спел ей под гитару. А на концерты "Фестиваля" она уже просто обязана была ходить: мы с ней как раз поженились, и у ансамбля начался тур, который совпал с нашим медовым месяцем. <...> Когда я стал выступать сольно, Марина пару раз пришла, но концерта совсем не получилось, и это вылилось в какую-то нехорошую примету: если жена приходит на выступление, значит, ничего не получится. Поэтому долгое время ее не было в зале. Но сейчас Марина стала даже в клубы приходить — просто послушать. У нее хороший музыкальный слух и вкус — сразу отличает подделку от настоящего. Допустим, когда я сочиняю и начинаю напевать какую-то мелодию для проверки, она говорит: "Погоди, я сейчас подумаю. По-моему, это откуда-то" - и всегда оказывается права... В свое время ей не понравился "Ветерок" или "Боже, как давно это было". А я сказал: "Поверь мне, это будет супербоевик". Так и случилось".
(ВОСПИТЫВАЛИ ЛИ КАК-ТО СПЕЦИАЛЬНО ДОЧЬ)
"Мы же очень долго, 17 лет, обитали в однокомнатной квартире у метро "Коньково". Как все советские люди — 18 метров комната, шесть с половиной метров кухня. И когда переезжали в эту трехкомнатную, которую у меня получилось купить, Юльке было уже 12 лет. Нам хочешь не хочешь приходилось жить дружно. Я говорил: "Девочки, не ссорьтесь, папа уезжает на гастроли..." Поэтому какое тут воспитание? У нас не было бонн французских, на теннис никто никого не водил, а так, в обыкновенном советском порядке все происходило. Главное, мы старались не ссориться, чтобы искры не летели в этой квартирке, чтобы она не взорвалась. Много примеров того, когда не выдерживают такого небольшого пространства.... Так что специального воспитания Юлька не получила. Единственное, в музыкальную школу дочку водили, потому что у нее способности... Но не вышло. Если у человека есть задатки, это не значит, что он станет большим музыкантом и вообще музыкантом, и этому есть масса примеров. Просто, видимо, куража такого, как у меня был — хочу играть на гитаре, и все, умею, не умею, неважно, - у нее не было. Как-то не зацепилась. Мне, конечно, в глубине души жаль. <...> Сейчас ей 22 года, и я думаю, что она не то чтобы не нашла себя, а еще пока вообще ничего не нашла. Но я пока наблюдаю за тем, что происходит, не наседаю на нее".
(КАК ОТНЕСЛИСЬ РОДИТЕЛИ К ТОМУ, ЧТО МУЗЫКА СТАЛА ЕГО ПРОФЕССИЕЙ)
"У меня в семье никто музыкой не увлекался. Отец — ученый-теплофизик, работал в институте имени Кржижановского. Мама поначалу была учительницей младших классов, а потом стала просто домохозяйкой. Старший брат — серьезный математик, защищает сейчас докторскую. Ну а младший... Когда стало понятно, что ученого из меня не получится, отец сказал: "Я в музыке не разбираюсь и не знаю, как ты будешь в этом предмете продвигаться. <...> Единственное, что скажу: тебе придется заниматься этим профессионально". И таким образом направил меня и в Гнесинское училище, которое я окончил, и дальше по жизни. <...> Отец умер в 1974 году. Я думаю, что он порадовался бы за успехи сына в предмете, ему неизвестном".
("Семь дней", 26 ноября — 2 декабря 2007)