Фестиваль музыки Леонида Десятникова "Любовь и жизнь поэта" открылся в Москве пресс-конференцией, которая проходила по-летнему теплым сентябрьским днем, а завершился через месяц при минусовой температуре, когда на улицах уже лежал снег. За это время московской публике была представлена самая разнообразная музыка композитора. Слушатели познакомились с инструментальными миниатюрами и ансамблями; первой камерной оперой, поставленной некогда в Театре Бориса Покровского и последним на сегодняшний день сценическом сочинением, написанным по заказу Большого театра; облизнулись при звуках десятниковской Симфонии (неизвестно, когда это масштабное сочинение прозвучит в Москве или Питере), взятой Александром Зельдовичем в качестве музыкальной составляющей к фильму "Процесс"; оценили тонкое и точное взаимодействие музыки и сюжета в кинофильмах и театральных постановках и т.п. Пожалуй, одно качество точно присуще всем разнообразным сочинениям Леонида Десятникова — великолепное чувство формы (здесь явно не обошлось без влияния Северной столицы), чувство меры и соразмерности. Главной креативной фигурой фестиваля стал его организатор, художественный руководитель, пианист, дирижер и вдохновитель Алексей Гориболь. Подвижник музыки Леонида Десятникова, он глубоко проник в его творчество. Алексей Гориболь включает сочинения "ленинградского Шуберта" (как назвал некогда нашего современника Святослав Рихтер) в свои концертные программы, в частности, много их звучит на Фестивале камерного искусства в Костомукше, руководит их исполнением в кинофильмах, где сам появляется на экране. На московском форуме каждый его выход в качестве пианиста (даже дирижерский жест Гориболя по своей мягкости напоминает его фортепианную манеру) каждый раз становился импровизацией. Невзирая на то, что Алексей Гориболь не нарушал привычного неукоснительного требования академической музыки — соблюдать при исполнении то, что нарисовано в нотах, — он умело и везде убедительно импровизировал характерами и настроениями, что рождало игру разных прочтений, трактовок, стилей, и становилось проявлением самого принципа игры — одного из основных для Леонида Десятникова. Во всех дуэтах пианист выступил хорошим ансамблистом, его рояль звучал не как самостоятельный, но как самоценный инструмент.
Интригующим "театральным" проектом фестиваля стало состоявшееся 20 октября исполнение первой десятниковской оперы "Бедная Лиза", которую московская публика не слышала более 20 лет. И, надо сказать, сочинение "зеленого" художника никого не разочаровало, представ целостным художественным творением, звучащим свежо и сейчас. Чего стоит хотя бы растопившее даже самые минималистские сердца ариозо Лизы романсово-балладного плана — если б в этот момент певицу Юлию Корпачеву, наряженную в эксклюзивный псевдофольклорный костюм увидели и услышали готик-фолковые барышни, они б точно утопились. Солистка "Геликон-оперы" уже с успехом исполняла партию Лизы в этом году на летнем Фестивале камерного искусства в Костомукше, где ее партнером выступал Марат Галиахметов. В этот раз Марат не смог поучаствовать в исполнении "Бедной Лизы", однако 12 октября в прямой трансляции из Пятой студии в рамках фестиваля певец с хорошим вкусом исполнил "Две русские песни" на стихи Райнера Марии Рильке и одно из любимых детищ самого Десятникова — вокальный цикл "Любовь и жизнь поэта". В "Бедной Лизе" вместо российского тенора партию Эраста спел молодой австралиец, обладатель приятного лирического голоса, недавно получивший вторую премию на Конкурсе Елены Образцовой в Петербурге, Эндрю Гудвин. В этот же вечер в исполнении Олега Рябца (мужское сопрано) и ансамбля инструментов прозвучало одно из самых трагичных сочинений Леонида Десятникова "The Leaden Echo" ("Свинцовое эхо") на слова Джерарда Мэнли Хопкинса. При всем богатстве современных средств воплощения музыки с таким названием (как то: душещипательные кластеры, ушещипательный вокал, завывающие глиссандо), Леонид Десятников обращается к "пристойным", но не менее трагическим средствам средневековой музыки, обнаруживая жанровую близость произведения пассакалье.
Завершился фестиваль музыки Леонида Десятникова недавно созданной им оперой "Дети Розенталя". Страсти вокруг спектакля поутихли, и публика постепенно выносит свой вердикт в психологически-спокойной обстановке. Пока, правда, оценить это интеллигентное и авантюрное сочинение приходят по большей части "посвященные", о чем можно судить по тому, как чутко большинство слушателей реагировало на "музыкальные намеки" в партитуре. Судя по рассказам, некоторые музыканты (по собственному желанию) идут на спектакль не в первый раз. Как и в первой опере Десятникова, музыка "Детей Розенталя" звучит очень свежо, приятно, архитектоника сочинения продумана и не растянута, само действие очень динамично. Что касается исполнения, то в завершающем фестиваль "Любовь и жизнь поэта" спектакле особенно заметен стал контраст сольных и ансамблевых номеров. Почти все основные солисты выступили удачно — Валерий Гильманов (Мусоргский), Виталий Панфилов (Чайковский), Андрей Григорьев (Верди) и, конечно, вне конкуренции — Евгения Сегенюк (Вагнер). Сложилось впечатление, что партия единственного символично выживающего Моцарта "недослеплена", и потому исполнявший ее Евгений Страшко испытывал некоторые трудности — оперный "влюбленный тенор" по "музстандарту" выглядит ярче и "вкуснее". Быть может создатели хотели подчеркнуть эмоциональную незрелость 16-летнего героя, а может здесь кроется что-то другое, если вспомнить, к примеру, слова Владимира Сорокина о том, что "Десятников не может пережить драму смерти Моцарта". Возможно, из-за особенностей драматургии пострадал хоровой баланс — особенно обидно это было в хорошо, словно маслом, написанной "массовой" сцене у трех вокзалов. Более-менее прилично в ансамблевом отношении звучит "хор овец" - основанные на лозунгах дружные реплики хора, вступающие после речей "вождей", во время которых на экранах транслируется изображение многоликой Долли. Невзирая на то, что в опере не принято аплодировать после отдельных номеров, во втором действии публика не выдержала и стала выражать переполнявшие ее эмоции — в первый раз это произошло после драматичной философской песни Мусоргского, прозвучавшей очень вдохновенно.
Как и в других сочинениях Леонида Десятникова, в его "Детях" братья-близнецы идут под руку — "вечность" влюбляется в репрезентирующие ее "порождения времени" (Уильям Блейк, "Пословицы ада"), искристый юмор граничит с подлинным трагизмом. Неясно одно — ранний "шубертовский" цикл "ленинградского Шуберта", давший название фестивалю, пропитан трагизмом, как и открывшее фестиваль сочинение "Как старый шарманщик", основанное на материале "Шарманщика" из цикла "Зимний путь" Франца Шуберта, а Моцарт, к которому Леонид Десятников, судя по всему, испытывает прохладные чувства, в последнем на сегодняшний день сочинении композитора-"фокусника" не имеет своего лица, но является единственным выживающим героем.