ПАВЕЛ ЧУХРАЙ
'Все упреки в исторической недостоверности той или иной детали я, наверное, приму. Потому что картина делалась трудно, было три экспедиции, трижды менялись художники по гриму, случались простои на десять месяцев, на четыре... Здесь проколы возможны. А насчет мелодраматизма... Я снимал драму. Если вышла мелодрама - не вижу ничего дурного. Я пожертвовал несколькими лирическими кусками ради динамики. Мне приходится удерживать внимание зрителя, потому что он теперь получает удовольствие от других вещей - не от тех, которые нравились нам в 60-80-е годы. Многое пришлось упростить, сделать более, что ли, в лоб. Я на это шел сознательно'.
(ОБ УПРОЩЕНИИ КИНЕМАТОГРАФА)
'Это нормальное следствие демократии. Не только у нас, а и во всем мире. Началось с американского кино, которое в сороковые-пятидесятые стало рассчитывать на широкие массы негров и пуэрториканцев. Сейчас начинает усложняться понемногу, оставаясь прежде всего зрелищем. Мы еще до этого не дошли, мы переживаем издержки демократии. У которой множество плюсов, и я их весьма ценю. Минусом стало быстрое падение общего интеллектуального уровня и ярко выраженное нежелание работать, в том числе и головой. Но нежелание работать, собственно, нас и не покидало...'.
(О ПУТИНЕ И КГБ)
'Вы погодите, скоро хлынут на экран потоки фильмов о положительных сотрудниках госбезопасности. Прежде всего о разведчиках, а потом и о рыцарях плаща и кинжала, и о заплечных дел мастерах... И это, заметьте, не диктат власти. Это четко расслышанный заказ аудитории. Общества. Я думаю, и Путин это понимает прекрасно. Путин еще принадлежит к сравнительно приемлемому типу политиков - потому что приемлемые по крайней мере слышат, что им нашептывает общество... Есть такие, которые слушаются только окружения. А есть и такие, что вообще ничего не слушают - рубят сплеча, как хотят, не сообразуясь с тем, какое время на дворе. Эти, как правило, умудряются максимум дров наломать'.
(О СТРАНЕ И ВЛАСТИ)
'Мы остаемся страной, где ни в одном виде транспорта нет площадок для инвалидов, чтобы им влезать удобнее было, и не во всяком доме предусмотрен пандус для коляски. Страной, в которой старики обречены на нищету. А все называем себя самыми добрыми, самыми честными и несчастными! Все нас обижают, решительно все! Прибалтика нас покинула, Грузия нам хамит! При этом никто не задается вопросом: за что, собственно, Прибалтика должна быть нам благодарна? Какие особые благодеяния оказали мы Кавказу? Но это такая особенность нашей страны - безразличие к жизни. Что вовсе не исключает поразительных всплесков человечности. Я в самых разных людях это видел. В полуграмотных, попросту диких. И вдруг - безграничное самопожертвование, внезапная готовность к подвигу, чудеса милосердия! И это, может быть, изнанка того, что судьбу собственной страны люди так и не научились решать. Совершенно не контролируют власть. В России знаете, как бы проворовался Клинтон? Такого натворил бы, что Моники Левински никто бы не заметил на этом фоне! И невозможно тут во власти не воровать - потому что она совершенно бесконтрольна, а это соблазн свыше сил человеческих'.
(ПЕРСПЕКТИВЫ ВОЗРОЖДЕНИЯ РОССИЙСКОГО КИНО)
'Никакого возрождения нет. Будут две хорошие картины в год, потом ни одной, потом четыре. Это все равно что говорить о существовании в мире могучей голландской кинематографии. Есть два-три хороших фильма, но явления, индустрии - не наблюдается. С Америкой мы в ближайшее время конкурировать не сможем по двум причинам. Первая: нет того уровня жизни, при котором кино начинает окупаться. Чтобы зрелище - настоящий блокбастер - принесло прибыль, достаточно дорогие билеты должна купить половина страны. Вторая: катастрофическое падение профессионального уровня. О какой индустрии можно говорить, когда я не могу добиться, чтобы титры не прыгали? В советское время активно работали примерно полсотни сценаристов. Ради того, чтобы появилось два сценария высшего класса, двадцать запускалось в работу, а двадцать шло в корзину, на доработку, в очередь... Был контекст. Было с чем сравнивать. Думаю, что величайшие мастера Возрождения не в последнюю очередь состоялись потому, что им было так тесно: Рафаэль и да Винчи находились в одном историческом пространстве, подзаряжали друг друга, соперничали. У нас сегодня ничтожно мало профессионалов. Тянуться не за кем. Во всем мире кино стало чем-то вроде компьютерной игры. Подражать этому или соперничать с этим мы пока не в состоянии. Будем делать то, что умеем, в тех масштабах, в каких получится'.
('Собеседник', 21.09.04).