ЭТУ ПЕСНЮ НЕ ЗАДУШИШЬ, НЕ УБЬЕШЬ!
Эпоха Просвещения уже закончена, Великая французская революция свершилась, книга убила архитектуру, а сон разума породил чудовищ. Маркиз де Сад - популярный писатель, участвовавший в штурме Бастилии, написавший «Жюстину» и «120 дней Содома», отсидевший в тюрьме за сексуальные извращения. На момент действия фильма Донасьен-Альфонс-Франсуа (Джеффри Раш) - пациент Шарантона, аббатства, в котором расположена «государственная клиника для душевнобольных». 70-летний старик смущает умы всей Франции, начиная с Наполеона и кончая шарантонской прачкой Мадлен (Кейт Уинслет) (см. ФЕСТИВАЛЬНАЯ ЛИХОРАДКА), которая является столь верной поклонницей его творчества, что готова передавать рукописи маркиза издателю под страхом публичного наказания плетьми. Мадлен признается влюбленному в нее аббату: «Если бы я не грешила, читая его книги, то мне пришлось бы грешить в жизни». Героине Мадлен вторит Симона (Амелия Уорнер), жена доктора Ройе-Коллара (Майкл Кейн), воспитанница монастыря, узнавшая «всю жизнь из книг», юная супруга старика-доктора, которая читает на сон грядущий «Жюстину, или Несчастную судьбу добродетели» в переплете вполне целомудренной книги. Аббат Кульмер (Хоакин Феникс) - либеральный настоятель Шарантона - в начале фильма сам проповедует маркизу принципы сублимации - «Выплесните ваши грязные фантазии на бумагу!» - но потом оказывается, что сочинительства де Сада не столь уж безобидны. Мотив основной части фильма - запрет на писание: у маркиза отнимают перья, бумагу, он начинает писать вином на простынях при помощи куриной косточки (чего тут больше - мучений дедушки Ленина, который, как известно, ел чернильницы, или фантазий Гринуэя - неважно). У пленника отнимают все, чем и на чем можно писать, он продолжает - собственной кровью на собственном камзоле. Его лишают одежды, он диктует свою «самую страшную сказку» через «испорченный телефон» других умалишенных. Когда же маркизу вырывают «грешный язык» и запирают его самого в карцер, то де Саду все равно невмочь молчать - он исписывает стены карцера собственными фекалиями.
Но идея фильма лежит несколько глубже мотива «пера». В прочтении Кауфмана в мире нарушена причинно-следственная связь. Сочинения де Сада толкают своих современников на ужасные преступления, но писатель живописует не чистый вымысел, а показывает ту жизнь, которая окружает его - спектакль, разыгранный для Ройе-Коллара с точностью экранизирует его первую брачную ночь с Симоной.
Наполеоновская Франция нарисована Кауфманом красками мрачного средневековья. Картина, на первом плане которой шествуют карлики и палачи. Мир, в котором нет места морали. Вонь, разнузданность и похоть - вот истинные завоевания XIX века. Излишняя театральность зрелища и его затянутость, свойственная Кауфману, достигает в этом полотне своего апогея. Кульминации множатся, дробятся и перекрывают одна другую. Симона покидает своего супруга, и тот подвергает де Сада «средневековым пыткам». Но это еще не конец: один из пациентов Шарантона устраивает пожар. Но это тоже еще не конец: во время пожара другой умалишенный пытается изнасиловать Мадлен, но вместо этого вырывает ей язык и топит ее в чане для белья, где тело обнаруживают слепая мать и влюбленный аббат. Маркиз де Сад давится распятием во время «насильного» причастия и умирает, аббат предается некрофильским фантазиям, представляя себя в объятьях Мадлен, умудрившейся погибнуть, будучи девственницей, и сходит с ума. В Шарантон прибывает новый настоятель, ему с гордостью предъявляют типографию, где печатаются произведения покойного маркиза (на эти деньги и существует теперь лечебница, в которой было приложено столько усилий, чтобы не допустить публикации «черных и грязных» мыслей де Сада). Но это тоже еще не конец. Финал увенчан кадром: бывший аббат - а ныне пациент Шарантона - записывает новую, леденящую кровь историю, которая дрожит у него «на кончике пера». В качестве постскриптума: для аббата, разумеется, перья, чернила и бумага также под запретом, письменные принадлежности ему приносит слепая мать умершей Мадлен со словами: «Ты у нее в долгу!»
Евгения Пляшкевич, InterMedia